свидетельства других людей, которые заявляли, что сделали это. Литература эта охватывает все периоды истории, от которых сохранились письменные памятники, и через всю нее проходит общая нить смысла, скрывающегося за широкой сферой более или менее несовместимых крайних убеждений. Это общее свидетельство предоставили представители всех культур, рас и верований. Они соглашаются в отношении определенного качества сознания и того, что основанием этого сознания является прямое индивидуальное осознание, выходящее за пределы и веры, и авторитетности. Таким образом, в настоящем тезисе нет никакого нарушения научного принципа, согласно которому суждение о подлинности или реальности должно поддаваться проверке. Но эта проверка требует выхода за обычные формы сознания и тем самым выходит за рамки второго требования физических наук Запада. Однако это второе требование низводит нашу науку до некой ограниченной сферы и имеет лишь прагматическую ценность – поскольку невозможно доказать, что обычные формы человеческого сознания являются единственно возможными. Такого доказательства не существует, этого нельзя доказать, поскольку самое сильное заявление, которое может сделать любой человек, – сказать, что лично он до сих пор не нашел никаких иных способов сознавать. Но это ничего не доказывает относительно сознания самого по себе.
* * *
Современная психология делает различие между объектами, которые она считает реальными, и теми, которые называет галлюцинациями. С точки зрения Безобъектного Сознания между этими двумя группами объектов нет существенной разницы. Так называемые реальные объекты воспринимаются группами людей совместно, тогда как галлюцинации обычно дело частное. Это просто социальный критерий реальности, который не имеет логической силы. Пользоваться таким критерием, по сути, так же бессмысленно, как определять физические законы всеобщим голосованием. Если бы Ньютон со всем своим пониманием и несравненными интеллектуальными способностями был перенесен в среду какого-то первобытного общества и все это окружение судило бы о нем, его, несомненно, сочли бы за дурачка, чье сознание наполнено галлюцинациями. Общественное представление о реальности было бы против него. Наше общество уже достигло такого уровня, на котором в значительной степени может подтвердить понимание Ньютона, но обоснованность этого понимания имеет место независимо от способности общества подтвердить его. Все это попросту означает, что факт существования объектов лично для данного индивидуума сам по себе не достаточен ни для того, чтобы приписывать им реальность, ни для дискредитации их ярлыком нереальной галлюцинации. С проблемой реальности нельзя обращаться подобным бесцеремонным образом. Такой метод есть не что иное, как интеллектуальная тирания в чистом виде. Вполне возможно, что глупо как раз общество, а не данный индивидуум. Я склонен думать именно так.
Объекты (как общесоциального типа, так и «галлюцинации») существуют для способности восприятия и мышления. Поэтому они вторичны. Если под «реальностью» мы подразумеваем нечто непроизводное, тогда нереальны оба типа объектов. В более узком прагматическом смысле объекты одного типа могут быть более реальны, чем иные, – если рассматривать их в связи с какой-то заданной целью. Вполне может быть, что в узком смысле задач физических наук Запада социальный объект более реален, но с точки зрения религиозной вполне вероятна (хотя бы в некоторых случаях) обратная оценка. Но здесь мы имеем не более чем оценку в отношении какой-то частной цели.
Некоторые мистические состояния (возможно, большинство) включают в себя восприятие тонких объектов такого типа, какие психолог называет галлюцинациями. Практическим следствием этого стало то, что мистиков помещают в разряд психически больных, к которым следует относиться с пренебрежением. Такое положение дел вызвано и интеллектуальной ленью, и неспособностью различать психические состояния. Поскольку «галлюцинацией» называют просто частный опыт, противопоставленный опыту социальному, такое суждение не является по-настоящему ценным. Нередко одну так называемую галлюцинацию отделяет от другой целый мир различий. Между состоянием сознания какого-нибудь пьянчужки, страдающего от белой горячки, и состоянием сознания такого провидца, как Сведенборг[81], расстояние такое же, как между противоположными полюсами. Но слишком часто психолог называет и то, и другое состояниями галлюцинации – будто, дав явлению какое-то название, можно решить всю проблему. Но истинная проблема здесь (как и в случае с объектами социальными) является проблемой оценки. Главный вопрос и в том, и в другом случае таков: «Насколько и на каком уровне эти объекты приводят к осознанию Смысла?» Объекты, которые вызывают его в более высокой степени и на более высоком уровне, можно справедливо считать имеющими большую сравнительную реальность. В конкретной ситуации так называемая галлюцинация по своей сравнительной ценности может далеко превосходить любой социальный объект. Во всяком случае, тип объекта (социальный или частный) не есть сам по себе мера его ценности или реальности. Ни тот, ни другой тип не являются исходным Смыслом или непроизводной Реальностью.
* * *
То, что в каком-то смысле объект существует, нельзя отрицать, ибо он, несомненно, является некой данностью непосредственного опыта. Но утверждать, что существует предмет, – значит принять избыточное допущение, которое не является необходимым ни для опыта, ни для разума. Под объектом здесь всегда понимается какое-то содержание сознания; этот термин указывает на нечто, имеющее отношение к сознанию или пребывающее внутри него; предмет, напротив, есть то, что предполагается существующим совершенно независимо от сознания. Таким образом, предмет считается как бы своего рода «вещью в себе», которая никак не зависит от сознания (в смысле источника своего существования). Здесь я не пытаюсь доказать, что самосущая вещь невозможна; я просто намерен показать, что предположение о ее существовании не является необходимым ни практически, ни теоретически, а также что ее существование невозможно продемонстрировать.
То, что существование предмета продемонстрировать невозможно, очень легко доказать. Демонстрация никогда не дает нам ничего, кроме какого-то существования, отношения, значения и так далее для сознания. Отсюда следует, что продемонстрированное уже будет неким содержанием сознания и поэтому – объектом. Несомненно, в эмпирическое сознание может войти какое-то новое и непредсказуемое содержание. Допустить, что внезапное появление в сознании нового содержания подразумевает соприкосновение сознания с чем-то, что существует совершенно независимо от него, довольно естественно. Но для логики это допущение не является необходимым, и его невозможно проверить эмпирически. Ибо, пока опыт и логика не докажут обратного, вполне возможно, что, когда это новое содержание появилось в сознании, именно тогда оно реально и начало существовать. Несомненно, что понятие о возникновении какого-то существования абсолютно de novo или ex nihilo[82] несовместимо с глубоко укоренившимся убеждением, что всё существующее можно проследить до причинных предпосылок. Но, каким бы важным ни считать это убеждение, оно все же не является следствием опыта или логики. То, что оно не извлечено из опыта, уже было вполне установлено критическим анализом Дэвида Юма, поэтому в дальнейшем обсуждении этого момента нет необходимости.
