руль машины. — Я облазил всю деревню, всю! — Он, кажется, гордился своей неутомимостью, — Да вот… только велосипед нашел. На чердаке, знаете, бывшего детприюта. Говорят, ребятишки украли, видать, у поповича да спрятали…
— Так ты не велосипед искал? — спросил Каромцев.
— Велосипед — тоже неплохо. А искал я машину Яушева. Ничего удивительного, Михаил Егорьевич: Яушев-то, когда драпал, из городочка выехал на автомобиле. А уже в Ключевке пересел на коней. Дескать, надежнее будет. — Он помолчал, что-то обдумывая. — Да вы не беспокойтесь, я найду его. Может, Яушев не в Ключевке его оставил, а в Гореловке или еще где…
Каромцев насмешливо сказал:
— За автомобиль я не беспокоюсь, будь уверен. Я за тебя беспокоюсь — дело ты, братец, не делаешь.
Тот ответил, и ни обиды, ни укора не было в его голосе, только досада:
— Может, я кое-что и не так делаю. Но когда я найду транспорт, у вас, Михаил Егорьевич, язык не повернется упрекнуть меня…
И Каромцев рассмеялся, хлопнул его по спине.
— Ладно, — сказал он, — клади эту рухлядь, да поедем.
Тот не двинулся с места. Он вроде бы что-то обдумывал, оглядывая велосипед.
— Может, я и доеду, — сказал он наконец. — Наверно, доеду. Так что вы поезжайте, а я догоню. Может, еще раньше вас буду в городе.
— Ну, как знаешь, — сказал Каромцев и перебросил ногу и сам перекинулся в короб.
Он, конечно, не догнал их. Больше того, на следующий день его не оказалось на рабочем месте. Каромцев терпеливо, без раздражения прождал его час-другой, потом забыл о нем. Но после полудня приехал заведующий опытным полем Токмаков и очень удивился, что Якуб, назначив встречу, исчез именно в этот день и в этот час. Вот тогда Каромцев взбеленился. Он двинул от себя бумаги, резко поднялся и, мысленно ругая своего работника самою отборной бранью, пошагал по кабинету.
Он упрекал Токмакова, может, чуть резче, чем если он не был раздражен, — что опытное хозяйство имеет дело преимущественно с единоличниками, что надо обратить внимание на совхозы — надо образовывать крестьянина, культивировать лучшие сорта хлеба и огородных семян…
— Да ведь вы с Назировым вели речь о курсах при опытном поле, — сказал он. — От каждого хозяйства по одному-два человека, не так ли?
— Говорили мы с ним, — подтвердил Токмаков. — У него и списки должны быть.
— Вот черт! — воскликнул Каромцев и, выглянув в коридор, крикнул: — Не появлялся Якуб?
Ему ответили, что не появлялся.
Еле сдерживая ярость, Каромцев продолжал:
— Ладно, списки вы получите. О командировках, питании, сроках учебы решим буквально на днях. Вот и и подучите людей. Якуба я завтра же пошлю на опытное поле.
Токмаков ушел. Каромцев почувствовал усталость. Шел уже шестой час, но он просидел до восьми, упорный в своем решении отчитать Якуба именно сегодня. «А ведь он может и не появиться сегодня, — подумал он, — ведь он будет и три и пять дней добираться. И не подумает взвалить эту рухлядь к себе на плечи и нести!..» Но, подумав так, он глянул невольно в окно и увидел Якуба. Тот стоял, держа одною рукой велосипед, другою отирая пот со лба, полный такого таинственного, чреватого неуемным восторгом затишья, ласковый и хитроватый. Он, видать, ждал, пока Каромцев глянет и увидит его, такого великолепного, счастливого, удачливого.
— Ну? — только и сказал Каромцев, еще неуверенный, что это не призрак парня, а сам он.
— Михаил Егорьевич! — воскликнул он. — Такая история!.. Только выехал — лопнула камера. Я снял камеру и натолкал в покрышку травы. Поехал дальше, и опять камера лопнула, вторая. Я опять…
— Уши тебе надо надрать, — сказал Каромцев. — Ты назначал встречу Токмакову?
— Какому Токмакову?
— Забыл?
А тот улыбается и кричит в ответ:
— Помню. Но вы послушайте, какая идея пришла мне в голову. К велосипеду можно приделать моторчик. Считайте, что как только оборудую — велосипед ваш!..
— Спасибо, — сказал Каромцев. — Себе ты, конечно, отыщешь яушевский автомобиль?
— А куда он денется!
Каромцев сказал:
— Ну вот что. Пора кончать с шалостями. Где у тебя списки людей?
— Сейчас. Вот ключи, откройте пока стол, — он кинул в окошко ключи. — Я только велосипед поставлю…
Каромцев читал списки, когда вошел Якуб и склонился над столом возле его плеча.
— Я эти списки, Михаил Егорьевич, неделю назад приготовил.
— Поедешь на опытное поле, — сказал Каромцев. — Решите, где разместить людей, насчет питания, определите сроки учебы. Токмаков часа два как уехал…
— Так, может, я догоню его, — сказал Якуб. — Зверь машина…
— Ты на третьи сутки догонишь его на этом звере. Отдыхай, а завтра поедешь на лошади. Понял? На ло-ша-ди! — повторил он значительно.
6
Окрисполкому выделили автомашину, драндулет из драндулетов, — колеса ее были голы, повыбиты спицы, она жалобно скрипела всеми сочленениями, когда скатывали ее с открытой площадки вагона, а потом грузили на широкую, ломового извозчика телегу; кузов был продырявлен пулями в нескольких местах, дверца одна никак не закрывалась, и Якуб все придерживал ее, пока автомобиль скатывали с вагона и водружали на телегу, а потом везли от самой станции через весь городочек к окрисполкому. С того дня он не отходил от автомобиля, к которому все, кто ждал его и вез со станции, охладели; стоило ему грузно сесть посреди двора на четырех уродливых оконечностях, он все подкручивал, подтягивал, мыл в керосине ржавые гайки и винтики, паял, в конце концов раздобыл и «обувку» — шины для колес.
Он то и дело заходил к Каромцеву, перепачканный, растрепанноволосый, и говорил пылким и неотступным, чуть хрипящим голосом:
— Позвонить надо на нефтесклад. Крайне нужен олеонафт! Вам они не откажут…
Каромцев отодвигал срочные бумаги и принимался бешено крутить телефон, бормоча:
— Не откажут… а тебе почему откажут, язви ее, машину!
— Керосину хоть бочку, хоть две. А олеонафт, это машинное масло, очень хорошее — они его больше баночки не дают. А что баночка — мне бы четверть, и то, может, не хватит. Да еще не забудьте про колесную мазь, как раз подойдет.
Договорившись, Каромцев спрашивал:
— Еще чего? — надеясь, что теперь-то он оставит его в покое.
А тот:
— Еще дяде Хемету сказать, чтобы не отказывал в подводе. Мне в депо надо свезти двигатель и привезти обратно. Да еще отливки из чугуна заказывал.
— Ладно, скажу, — обещал он, невольно, но так прочно вовлеченный этим мальчишкой в его сумасбродную хлопоту, что о ходе на попятный и думать было нельзя.
Он-таки был вознагражден, нет, просто ему стало небезразлично, когда в один прекрасный день двор исполкома наполнился грохотом, визгом, клубами смрадного шального дыма. Исполкомовский народ высыпал на двор, прибежали ребята из комсомола.
