Дело это случилось январской зимой. Вечером меня разбудил телефонный звонок. Я разозлился, ведь страдал бессонницей. И потому что никто не взял трубку.
– Миша, подойти не мог? Что ты мне в ухо суешь, не видишь, я сплю!
– Это дед звонит. Я с ним говорить не буду. Он тебя своими байками быстро усыпит. Выключать надо! Держи, побеседуйте! – усмехнулся брат.
До сих пор жалею, что в тот момент поднял трубку. Это был один из тех случаев, когда еще долго жалеешь о решении, прокручивая возможный сценарий снова и снова, фантазируешь о путешествии во времени, мечтая настучать себе вчерашнему по голове, в надежде изменить ход событий.
Попытавшись изобразить сонный голос, я прижал телефон к уху.
– АЛЛО! МИША, АЙДАР. АЛЛО! – оглушающим хуком начал разговор дедушка. Телефона он боялся, как и любой новой для себя техники. "Лом – знаю, кувалду – знаю, телефон – не знаю!" – Отшучивался он, каждый раз слушая наши объяснения.
– Алло, почему я ни до кого не могу дозвониться? Слушайте, тут такое дело … Старик начал свой рассказ. Как я уже заметил, телефоном он пользоваться не умел и собеседника не слушал. Или не хотел. Только изредка спрашивал, слышно ли его, и дальше продолжал свои басни.
– Внучат, выручайте! Тут у меня беда, совсем старый стал. Весь день снег чистил, метель такая, снег валит, и валит, и валит. Мороз! Все замело. Я пока с лопатой прыгал, уже стемнелось, а дров то я не нарубил… Алло, Вы слышите? Кто это, Айдар или Миша? Я говорю, дрова не нарубил, плохой я стал, и не просто старый, а очень старый! А как без дров? Топить нечем. А сейчас в такую темень ни соседей спросить, ни наколоть. Кругом лёд, и дверь не хочет отпираться, всю замело… Айдар, ты? Приезжайте, а то замерзну, а вы и не узнаете. Алло!
Я бросил трубку.
– Твою мать…
– Ну чего там ещё, опять свою пластинку про свинушки завел? Как они с бабкой целое лукошко наварили, а это поганки оказались? Или на этот раз про опята, – пошутил отец. Деда он недолюбливал и не упускал случая подметить это при любом упоминании.
– Дров у него нет, закончились! Замерзает. Мол, приезжайте.
– Ещё чего выдумал. В альбоме вместо внуков у него члены ЦК, а теперь "приезжайте". Пущай своими книжками топит. Там на всю зиму хватит, ещё и на баньку останется. Ничего, авось, не околеет. Да и околеет – черт с ним. Плакать не буду.
Молча достав из-под кровати потёртый моток веревки, я поплел в сарай.
– Миша, машину прогрей. И собирайся, со мной поедешь.
Дед жил в соседней деревне неподалёку, около получаса на колесах и два своим ходом. В такую погоду дорога могла занять чуть больше, так что я накинул на себя старый армейский бушлат, валенки с галошами, два шарфа: на шею и на лицо, пару водолазок с высоким горлом, ушанку, завязанную снизу и увесистый свитер. Словом – вылитый полярник. Перекинув связанную охапку через плечо, я остановился, заметив в углу ржавую забытую тачку – одной охапки мало будет и, загрузив её доверху поленьями, поволок к автомобилю.
– Миша, ты дурак? Я же тебя просил машину прогреть, какого черта ты не одет, нам выезжать надо!
Брат с отцом сидели на террасе и курили. Миша в одном свитере с телогрейкой. Отец обернулся, и, прищурившись, кинул бычок мне под ноги.
– Дурак тот, кто в такую погоду поплелся в ночь черт знает куда . Мразь, а не погода! И другой чудак с ним. К третьему, который дрова забыл подготовить. Потому у самого вместо головы полено. Тоже мне, собралась великая троица. Гайдай случайно не с вас кино срисовал? На улице минус пятьдесят, а они придумали. В такую погоду по заднице молотком ударь – рассыплется. Нашелся Кренкель, твою мать! – Проворчал отец.
–Я сказал – значит поеду. Все! Миша, ты со мной? Одевайся тогда, я сам прогрею.
Миша переводил взгляд с отца на меня – принимал решение.
– Вроде не голый. В машине точно не замерзну. Не переживай, мы ему так натопим, березовый веничек понадобится, а лучше дубовый!
Фары осветили "пизанскую" калитку. Фонарных столбов по пути не было, и единственным освещением был старенький, но бодрый Жигули. Дорога – лучше бы вовсе не было. Брат выглядел недовольным и рисовал на запотевшем стекле непонятные узоры.
– я только одного не могу понять, – сказал он, глядя в окошко, – почему решил поехать? Сколько раз он звал, а ты все потом да потом . Три года не виделись, а тут сразу собрался. Боишься, что помрёт?
– А ты не боишься?
Он промолчал.
– Дрова отдадим и назад, не собираюсь там ночевать. Вонь, храп, про комсомол этот слушать… А может он свои дрова соседям продал, а у нас теперь просит.
– Кто их купит, солить что – ли? Лес кругом. Не пори ерунды. И как мы уедем. Он за ночь все спалит и на следующий день опять тащиться? Нет уж, надо нарубить так, чтоб на всю зиму хватило.
– Подымим? – перебил брат.
– В машине не кури, и так не видно ни хрена. Доедем – покуришь.
– Нет уж, я с тобой поехал? Поехал. Значит имею право! Нажав на кнопку прикуривателя, он поджёг примятую приму, самодовольно затянулся и выпустил дым мне в лицо. Машина предательски заглохла. Я повернул ключ, но рёв мотора больше напоминал больное кудахтанье.
– Кажись, приехали.… Накурился? Кто тебя просил своими пузатыми пальцами тыкать, она теперь хрен заведется! В подтверждение своим словам я снова попытался завестись. Все тщетно – машина скончалась.
Схватив брата за грудки, я открыл пинком дверцу и выволок его на воздух. Нащупав злосчастную пачку, я смял и швырнул ее подальше, отправив вслед за ней Мишу.
– На, покури, осёл! Ты хоть понимаешь, в какой глубокой заднице мы оказались из – за тебя?! Тут не видно ни хера, кругом сугробы вонючие. Сейчас бы доехали за 10 минут, уже бы очко грел, а теперь что делать?!
Не дождавшись ответа, я вернулся за руль. Вариантов было немного: идти назад бессмысленно, ждать помощи от встречной машины тоже – даже если чудом мимо нас проедет автомобиль, он ни за что не потянет нас на тросе, рискуя застрять самому. Оставалось только идти пешком. По бесконечному снегу в бесконечной темноте.
Мои размышления перебил вялый хлопок дверцей.
– Я
