в-в– весь м-м-окрый, – простучал щелкунчиком Миша. Глядя на него, я не мог не поделиться бушлатом и набросил «берёзку» на плечи.
– Костер придётся разводить, в этом корыте тепло долго не продержится. Слава богу полный багажник загрузил. Отогреемся и пойдем. Думаю за час управимся. А завтра тачку на тракторе подцепим. Спички давай.
Миша взглянул на меня взглядом подстреленного оленя. – они в п-пачке у меня б– были … Я бросился искать. Даже по примятому снегу искать было нелегко. Но находка меня не обрадовала – спички промокли. Попытавшись собраться с духом, я открыл капот машины, в надежде реанимировать её. Свечи сгорели. В ярости я оторвал капот, бросил на снег и привязал к нему верёвку, подготовленную для охапки. Вышло некое подобие саней, кататься с горки не пойдет, а вот для дров вполне сгодится.
Холод сковывал движения – такого лютого мороза не было ещё никогда. Спустя несколько лет я читал в газетах, что туристы со всего мира приезжают ощутить местный суровый климат в поисках острых ощущений. Затем уезжают обратно с красивыми фотографиями, оставляя после себя мечты о переезде в теплые края.
Идти было тяжело. Ноги утопали по колено, так что мои валенки немедленно заполнились колючими снежинками, заметно прибавив в весе. Я старался держаться, но брат позади то и дело подвывал. Целясь в проделанные мной следы, он наступал на край капота, опрокинув поленья. Между нами пробежал заяц. Мне бы твои лапы!
– Все, не могу больше. Убей, не могу. Ног отнимаются, все онемело, тело горит. Пошел ты со своим дедом, и дрова свои себе засунь, знаешь куда ? В очко!
В его руке, черт знает, откуда, очутилась фляжка. Не успел я очухаться, как ее содержимое перетекло из маленького горлышка в бездонное горло.
– Чтобы согреться. А Вам не досталось, извиняйте, хе – хе. Отобрав фляжку, я поднес ее к носу – это был самогон. Миша напоследок улыбнулся и завалился на бок, срубленной елью. Попытавшись взвалить на себя обмякшее тело, я шлепнулся вместе с ним. Снег насыпался за шиворот, стекая по шее и покусывая кожу, будто от жала пчелы. Я пытался поднять его снова и снова, но только зря растратил силы. Пальцы перестали слушаться, меня охватила дрожь. Сбросив дрова с капота, я положил на него Мишу и чудом доволок до машины, слава богу, мы отошли недалеко.
Я жалел о своем решении отправиться в дорогу, не переставая ни на секунду, и это чувство усиливалось при каждом вдохе ледяного воздуха. До сих пор, спустя долгое время, эта мысль не покидает меня, сверлит насквозь, и сверло это как на приёме у дантиста. В отличие от брата, я отлично осознавал весь риск. И зачем я его вообще взял, справился бы один! Почему заставил его поехать, но не дал времени подготовиться. Опрокинул его раздетого в сугроб, никогда себе не прощу. Мразь я последняя …Тварь! Прав был отец, прав! Только дурак бы поперся в такую льдину. Дров у него нет … Да как же это, Господи, добро же хотел сделать, помочь хотел! За что ты меня мучаешь… Да и нет там, наверное, никого. Добро… Ты им добро, а они на крест. Да может и правда, что каждому свой крест суждено нести…. Будут тебе дрова, старая ты собака!
Оставшийся путь был пройден в бредовом состоянии, я то падал, то поднимался. Не знаю, мерещилось ли, или и вправду было, сказать я не могу, но помню, как мимо проезжали оленьи упряжки, с весёлыми звенящими колокольчиками; дружелюбный тракторист зазывал к себе в кабину, помахивая термосом и соблазняя горячим хвойным чаем с сосновыми шишками.
– Некогда мне чаевничать, не видишь – я занят! Не хлебом единым живет человек, слыхал такое? Тракторист лишь поднял крышку термоса, словно произносит тост, да и поехал дальше. А я ковылял по его следу, пошатываясь то назад, то вперед. Вдруг вижу, вижу огни! Пришёл, смог все – таки. Пешком, с дровами! Силы совсем покинули, хотелось лечь на капот и лёжа тянуть вперёд за верёвку, как Мюнхгаузен тянул себя за волосы.
Калитка была открыта. В доме горел свет. На всякий случай я постучался и вошел, не дождавшись ответа. В доме было заметно теплее, щеки покрылись румянцем, но жжение не ушло, нахлынув новой волной. Дедушка водил кочергой по печке. Он обернулся.
– Ооо, кто приехал, Айдар, внучек! Я уже и не ждал, думал, бросили старика… Что как неживой, устал? Эх, вот раньше вставали в четыре и утра и сразу в поле… Ну ладно, давай раздевайся, согрейся. Сейчас чайничек поставлю!
В доме было подозрительно тепло. Подойдя к печке, я увидел там охапку дров, значительно больше той, что приволок. Меня охватило неприятное чувство.
– Дед, ты сказал у тебя дров нет. Те, что возле печи это последние? Я ещё привез…
– Ууу, да у меня там этого добра на сто зим хватит, Айдар, ты чего. Я старый, но из ума пока не выжил. Как же в такой холод и без дров? Соскучился дед по внукам, повидать хотел, вот и выдумал про дрова. Я же люблю вас … А где Миша, не поехал? Айдар?
Возле печи на корточках сидел парень лет двадцати пяти. Пустой взгляд его был устремлен на пламя. Он плакал.
Якутия. 1997 год.
