же вспомните, что рассказывал брат этот – богопротивное дело. А дело, направленное против государственного устройства, это и есть акт самый что ни на есть богопротивный. Это ясно как день!
– Тотчас же нужно изловить негодяев и повесить. Тотчас же! – прохрипел Брейстер.
– С превеликим удовольствием! – воскликнул Победоносцев. – Но где бы нам их, Нестор Игнатьич, для начала разыскать? Что известно о плотнике, удалось найти его?
– Никак нет, ваше благородие. Пропал-с. Затаился, должно быть.
– А иностранец?
– Агентура сообщает, что за последние несколько дней он дал сеансы в трёх домах.
– Чёрт знает что! – негодовал Виктор Георгиевич. – Почему мы не можем поймать его, раз он открыто появляется в городе? Ух, надо было арестовать мерзавца ещё в поезде, тогда бы нам не пришлось разбираться со всем этим.
Он опёрся на стол и некоторое время тяжело дышал, пытаясь привести в порядок мысли. Затем достал из кармана листок и припечатал его к столу.
– Если бы мы только могли узнать, что значит этот квадрат, что в нём зашифровано… Мы бы наверняка смогли предотвратить злодейство. Если мы не справимся, последствия могут быть ужасающими. Поэтому думайте, господа, думайте!
Присутствующие уставились на листок. Губы Зыбкина шевелились, произнося буквы. Брейстер кряхтел и шевелил усами.
F I N I S
I A V A I
N V X V N
I A V A I
S I N I F
За окном раздавался шум листвы, которую трепал неспокойный ветер.
– Интересно, – произнёс Зыбкин, скользя взглядом по символам. – Видите эти буквы в верхнем ряду?
– FINIS, – прошептал Победоносцев. – Что с того?
– Если проследить глазами, то становится видно, что буквы эти повторяются по горизонтали и по вертикали. Два раза в прямом порядке, два в обратном. И складываются таким образом в квадрат.
– Действительно…
– Более того, и квадрат внутренний построен таким же образом из трёх букв AVA. Это и даёт написанному ту загадочную симметричность с буквой X в середине. Получается, у нас есть FINIS, AVA и X…
– Латынь какая-то… – пробурчал Брейстер и поморщился.
– А ведь и точно, латынь. Но что значат эти слова?
– Понятия не имею, – сказал Зыбкин и улыбнулся: – Но я знаю того, кто нам поможет.
* * *
Полицейская пролётка затормозила у ворот частного дома. Победоносцев и Зыбкин выпрыгнули из неё и направились к жёлтому зданию морга, над которым возвышалась башенка часовни. Брейстер, переваливаясь c боку на бок, силился поспеть за ними. Квартира Вдовина располагалась неподалёку.
Доктор встретил их в стареньком махровом халате. Тощие волосатые ноги свисали с задрапированного пледом кресла и едва доставали до пола. Он дымил чудовищных размеров сигарой и отхлёбывал чай из гранёного стакана.
– Однако могу с уверенностью сказать, что это не медицинский рецепт, – произнёс он, рассматривая листок, который всучил ему Победоносцев. – Тогда что вы, собственно, от меня хотите в столь поздний час?
– Буквы, – начал Зыбкин с позволительного кивка обер-полицмейстера. – Нам кажется, что это должна быть латынь.
– Должна быть, должна быть… – сказал Вдовин, щурясь от дыма.
– Можете сказать, что значат эти надписи? – спросил Победоносцев.
Доктор нахмурился, вглядываясь в символы:
– Вот это слово по верхней горизонтали, FINIS, оно мне знакомо. Означает, так скажем, конечную точку, замысел, стремление…
– Цель! – воскликнул обер-полицмейстер.
– Может, и цель…
– Читайте, читайте дальше.
– Более я ничего не могу понять. Остальное какая-то бессмыслица.
Он выдохнул облако дыма и положил сигару тлеть в каменную пепельницу.
– Обратите внимание, – сказал Зыбкин, – слово FINIS повторяется по горизонтали и вертикали и складывается во внешний квадрат.
– Это я вижу, юноша. Чай, не слепой.
– Но есть ещё и квадрат внутренний, построенный точно по такому же принципу.
– А! Следовало бы мне самому заметить, – протянул Вдовин. – AVA.
– И, если вы утверждаете, что FINIS значит цель…
– О, утверждаю-утверждаю… Будьте покойны.
– Значит, разгадав это второе слово, мы поймём, что это за цель, – сказал Победоносцев.
Доктор посмотрел на присутствующих красными от дыма глазами и кинул листок на стол:
– Я бы с удовольствием удовлетворил вашу тягу к языкознанию, но, боюсь, такого слова в латинском не существует.
– Должно быть. Должно быть слово! Покопайтесь в памяти!
– С моей памятью всё в порядке, господин обер-полицмейстер. Есть достаточное количество коротких слов, но Ava среди них нет, уверяю вас.
Все трое надолго замолчали. Лишь собачий лай за окном нарушал тишину.
– Если только это и не слово вовсе… – прошептал Зыбкин.
Победоносцев навис над юношей:
– Говорите.
– Что, если это инициалы?
Все присутствующие склонились над бумагой, по которой свет лампы раскидывал призрачные тени.
– Бог мой, да вы, должно быть, правы… – выдохнул обер-полицмейстер. – Это имя!
– Решительно ничего не понимаю, – всплеснул руками Вдовин. – При чём тут имя? Что это за листок, в конце концов? Где вы взяли его? И как он пахнет, бог мой…
Победоносцев уже не слушал доктора, он зашагал по комнате, перебирая в голове всех государственных деятелей, имена которых подходили под сокращение. Долгое время ничего не приходило на ум. Вдруг он дёрнулся, как будто пчела впилась между лопаток.
– Адлерберг!
– Что Адлерберг? – тряхнул усами Брейстер.
– Александр Владимирович Адлерберг… – прошептал Зыбкин. – AVA. Подходит…
– Верно, юноша. Их цель – Адлерберг! – крикнул Победоносцев и в бессилии рухнул в старенькое креслице, отчего в воздух поднялось облако пыли.
Вдовин звучно отхлебнул чай и с улыбкой посмотрел на присутствующих:
– Господа, я очень рад, что вас забавляет данный ребус, но мне, признаться, сложно разделять ваш восторг… Как связан этот листок с господином министром двора?
Обер-полицмейстер не ответил, он сидел, закрыв глаза, и видел перед собой красную пелену подступающего гнева. В Москве прямо под его носом собирали новые смертоносные снаряды, для того чтобы отправить в Петербург и убить видного придворного политика. Нужно было срочно телеграфировать в столицу.
Часы пробили девять. Победоносцев вскочил, схватил листок со стола и выбежал из комнаты.
* * *
История графини
Батюшка мой ничего по жизни не умел. А когда освободили мужика [13], дела его и вовсе пошли хуже некуда. Мать моя скончалась от гнилостной лихорадки, по официальной версии. Но все понимали, что она не смогла выдержать частых измен моего любвеобильного пaпá.. На эту свою другую семью он и спустил последние деньги. Я помню маму лишь как тёплый образ, как размытое пятно…
Папá долго и удачно разыгрывал карту безутешного вдовца, и одно это помогало нам не помереть с голоду. Я прекрасно помню, как проходили те беспокойные дни.
Мы поднимались с петухами в холодном доме, одевались и отправлялись к ранней обедне, чтобы вместе с нищими перекусить той скудной едой, которую предлагал соседний приход. Затем отец
