обращая внимания на наши склоки, радости, печали и потрясения. Вселенная существует не ради нас, князь, что бы там ни утверждали богословы. Это мы существуем вопреки ей. Это мы научились строить дома, чтобы скрываться за их стенами от её слепого ужаса. Научились возделывать землю, чтобы не умереть с голоду. Изобрели одежду, чтобы наши хрупкие тела не замёрзли.
А незыблемые древние правила, по которым существует универсум, нам никогда до конца не понять и не исправить. Они задевают нас лишь по касательной. И от этого взаимодействия, одну из граней которого мы ощущаем в нашем мире, у нас создаётся иллюзия, что ещё чуть-чуть и мы что-то поймём. Какое инфантильное заблуждение…
– Так в чём же правда? – спросил князь, не ожидавший от хорошенькой графини таких речей.
– Правда в том, что никакой правды нет. Мы не в силах изменить законы, по которым работает мир. Нам остаётся только каждый день, каждую секунду снова и снова попадать под её чарующие жернова. Присядем.
Они опустились на лавку, которая так чудно разместилась между двумя размашистыми яблонями. Князь пододвинулся поближе к графине и взял её руку в свою, чтобы согреть. Графиня руку не отдёрнула.
– Я большой поклонник философских разговоров, сударыня, – сказал Поль сквозь шум листвы и стрекот насекомых. – Но не объясните ли вы мне простым языком, что всё это, чёрт побери, значит для меня?
– Все перемены, в натуре случающиеся, – задекламировала графиня, – такого суть состояния, что сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому. Так, ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом месте; сколько часов положит кто на бдение, столько же сну отнимет.
Она посмотрела на князя, будто пытаясь увидеть в его глазах искру понимания.
– Перефразируя Михаила Васильевича Ломоносова, – продолжила она, не дождавшись. – за всё есть своя плата. Можете считать это побочным эффектом.
– И что за плата мне предстоит? Разве отданных денег недостаточно?
– Опять вы про своё? Поймите, деньги – это просто рисунки на бумаге, которые мы, люди, условились считать чем-то для себя ценным. Но пропади эта условность, и они сгодятся разве что на растопку камина. Как вы можете догадаться, у Вселенной нет никакого камина, так что ваши деньги ей не нужны.
– Так что же ей нужно?
– Она слепа, глуха и не обладает ни волей, ни желаниями, – пожала плечами графиня. – Но равновесие, то равновесие, которое вы своим желанием нарушили, должно быть восстановлено.
– Первый раз слышу о каком-то вздорном равновесии! Уговор был простой – желание в обмен на деньги! Каждый из нас получил, что хотел.
– Ваше исполненное желание – это куча земли, возникшая из ниоткуда. Но если есть куча земли, то где-то должна быть и могила, из которой землю эту изъяли. И эта могила по праву предназначается тому, кто эту кучу земли возжелал.
Князь поперхнулся слюной и закашлялся.
– Да бред, бред. Какой же это бред! Суеверия!
– Чудно слышать про суеверия от человека, который потратил столько сил и денег для обретения приносящего удачу перстня.
Князь и вправду почувствовал себя глупо, и щекам его стало жарко.
– К тому же, – продолжила графиня, – я наблюдаю за мсье Дюпре давно и знаю наверняка, что десятки таких же, как вы, любителей срезать углы жизни устилают теперь погосты европейских городов. То, что это чудовище прибыло в наш город – это большое несчастье и опасность для всех.
Князь уставился на землю. Даже если графиня говорила неправду, он бы очень не хотел проверять это на себе. Слишком много необычного и сверхъестественного произошло с ним за последнее время, чтобы это можно было списать на совпадения.
– Что же делать? – спросил он, подняв глаза на графиню. Та сидела, устремив взор вдаль, на алую прибитую к самой земле полоску неба. Подбородок графини был чуть поднят. Сама она была похожа в этих стеревших краски сумерках на греческую статую.
– Для начала расскажите мне всё, что вы знаете.
Князь грел ладонь графини в своих пухлых, казавшихся ему теперь такими неуклюжими руках и рассказывал, как он узнал про приезд заграничного колдуна. Как тщетно пытался достать приглашение к нему на сеанс. Как слышал со всех сторон, что желания, с которыми приходят к нему люди, непременно исполняются.
Далее он довольно подробно рассказал, как собирал деньги, закладывал и продавал последние драгоценности, брал в долг у страшных людей. Елизавета, которая всё это время смотрела на него блестящими глазами, попросила перейти быстрее к сути.
Поль рассказал про встречу с Дюпре, умолчав, впрочем, и о калеке, и о мертвеце, и о своём ночном видении. Он закончил историю тем, что искать Дюпре в том злосчастном доме, по-видимому, нет никакого смысла, что он, должно быть, живёт в другом месте или вообще скрылся из города. Конечно же, он предпочёл и в этот раз умолчать о том, что подельник его, через которого графиня надеется добраться до Дюпре, лежит сейчас в холодном полицейском морге и к авантюрам подобного рода вряд ли расположен.
Графиня некоторое время смотрела на потемневшую рощу, но потом встала и подняла на князя глаза, полные слёз:
– Нет, он приехал сюда не за тем, чтобы обокрасть парочку идиотов. Уж простите меня, князь, за эти слова. Он готовит нечто зловещее, и он не остановится, пока не исполнит свой замысел.
– Что же он собирается, по-вашему, сотворить?
– Ах, Поль, если бы я знала.
Она впервые назвала его по имени. И от этого по озябшему телу его разлилась теплота, и он вздрогнул.
– Но вы так и не рассказали мне, откуда вам столько известно о нём. Покорнейше прошу меня простить, но после всего что я вам только что поведал, с моей стороны справедливо ждать ответной откровенности.
– Ах, конечно, – сказала графиня, опускаясь на скамейку и протягивая ему обратно свою ручку. Князь принял её, как маленькое тёплое сокровище, и нежно сжал в ладонях. – Я расскажу, почему я охочусь на Дюпре, но начать придётся с событий куда более ранних, чтобы моя печальная история полностью раскрылась перед вашими глазами.
* * *
Победоносцев ходил взад-вперёд по кабинету, заложив руки за спину. Брейстер стоял, подпёрши стену, и, судя по полуприкрытым глазам, боролся со сном. Зыбкин разглядывал в окно предзакатные сумерки, обхватив в раздумье подбородок:
– То есть, вы считаете, мы имеем дело с террористами? – спросил он с сомнением в голосе.
– С кем же ещё! Другого объяснения происходящему нет. Все улики указывают на это: кислота, колбы, провода… Они намерены собрать снаряды и подорвать электричеством! К тому
