в глаза брату: – Соколиная керамика…
– Соколиная керамика? – понимающе вздернул брови Торбьёртн.
– Соколиная керамика… – опустив голову, чуть слышно выдохнул Лео.
И с этим его приняли на работу.
Нечасто иностранцу удается достичь значительного положения на исландском предприятии, однако благодаря своим выдающимся познаниям в керамическом деле в целом и в глазуровании посуды в частности спустя всего шесть месяцев Лео сменил на должности бригадира самого Гвудйона, который решил заняться общим руководством.
* * *
Одной из обязанностей Лео в “Мидгарде” был контроль за изготовлением юбилейной посуды. Он подошел к своему рабочему столу и внимательно осмотрел образец тарелки. Они собирались наладить ее производство вместе с изданием почтовой марки в пять с половиной крон, которую планировалось выпустить к столетию Национального музея. На марке был изображен фрагмент старинной резьбы по дереву на двери усадьбы Вáлтьёфстадур, где рыцарь на лошади затаптывает дракона и спасает из его когтей льва.
Из декоративного отдела донесся громкий взвизг, и мужской бас произнес:
– Ну, что теперь скажешь?
Было воскресенье, но так же, как люди эпохи саг ничего не знали о выходных, не знал о них и Торбьёртн. Лео сосредоточился на тарелке. Ему нужно выбрать цвет, на котором марка выглядела бы наиболее выигрышно. Белый был выгоднее всего по себестоимости, но он не подходил – ведь тогда рисунок марки сольется с задним фоном. Или не сольется?
Лео подозвал Кья́ртана, прекрасного рисовальщика, что доводил до ума эскизы Торбьёртна, изображавшие драконьи сплетения, которые красовались на большинстве изделий “Мидгарда”:
– Можешь набросать для меня такой вариант и обвести марку золотым контуром? Мне кажется, тогда она выделится на фоне, даже если он будет белым.
– Элегантненько… – Кьяртан забрал тарелку к своему чертежному столу.
Лео вышел в раздевалку, где висел телефон-автомат. Опустив в щель монетку в десять эйриров, набрал номер. Он долго ждал, слушая гудки, и уже собрался сдаться, когда ему ответил мужчина, которому, казалось, было трудно дотянуть трубку до уха.
– Добрый день…
– Ха…хе… херра Лёв… Лёве?
– Да…
– Это… Пушкин!.. О, да!.. О, да!..
– Привет! Ты, значит, уже вернулся из Крисувика?
– А ты мне звонил?
– Да…
– Откуда ты знаешь, что я был в Крисувике?
– Ты сам мне сказал.
– Да? Это была шутка.
– Нам нужно встретиться.
– Уфф, сейчас это сложно.
– А когда ты сможешь?
– Ох… так… так… скоро закончу… скоро закончу…
– Я заканчиваю в пять.
– Пушкин не может говорить с Лео… Пушкин с осведомителем…
– Ты смог узнать, о чем я тебя просил?
– Хе… ха… да… да…
– Я буду дома в полшестого.
– Пока, приятель… ха… ха…
– Пока.
– Ха… ха… ха…
Лео повесил трубку. Пушкин явно был в постели с дамой. Просто невероятно, как он был популярен у женщин, несмотря на наличие хвоста. А может, благодаря хвосту?
* * *
Лео, сидя на табуретке во дворе, доил козу. Он плавно потягивал за соски, и парное молоко шипящими струйками ритмично било по стенкам ведра. Других звуков в мире не было. На минуту оторвавшись от своего занятия, он повыше подтянул молнию на куртке. Поднимался ветерок, и на тротуаре вдоль стены дома нарисовались редкие, разрозненные капли дождя.
Потянул, ш-ш-ш, потянул, ш-ш-ш…
– Херра Лёве?
Он оглянулся на голос: во двор из-за угла дома заглядывал невысокий, но стройный мужчина в белом смокинге, с черной бабочкой и в солнцезащитных очках, таких же темных, как и его гладко зачесанные волосы. Это был Пушкин.
– Ты просто шикарен!
– Да это в посольстве был фуршет. – Прикурив сигарету “Честерфилд”, Пушкин выпустил облачко дыма и задумчиво добавил: – Сельдь, сельдь, сельдь…
Лео заметил, как в окне третьего этажа мелькнуло любопытное лицо.
– Слушай, может, тебе лучше внутри подождать? Я тут еще повожусь немного. А там уже Энтони пришел и чайник горячий.
– Спасиба!
Пушкин исчез за углом дома. Коза сердито проблеяла – видимо, Лео неосторожно потянул за сосок, когда Пушкин по-приятельски небрежно бросил ему это русское “спасиба”.
С их последней встречи внешний вид и манеры Пушкина стали куда изысканнее. Еще бы, ведь пример для подражания у него был не последнего сорта – сам Александр Алексеев. Тот постигал искусство одеваться в Париже, куда был заслан после окончания войны, и ему не раз и не два удавалось оказаться на шаг впереди экзистенциалиста Сартра в предсказании длины пальто будущего сезона. К тому же этой осенью все газеты пестрели возбуждающими новостями о фильме “Доктор Ноу”. Там рассказывалась история агента 007, который стал достойным преемником Джона Ди – мага и шпиона ее величества Елизаветы Первой. А 007 был истинным образцом стиля.
Это раскрасило существование таких людей, как Пушкин, новыми красками. Жизнь советского шпиона в Исландии, где вообще ни черта не происходило, была не очень-то гламурна. От сведений, которые ему предоставляли здешние левые, было мало толка, потому что их никогда не допускали ни к какой мало-мальски важной информации. В основном они писали доносы друг на друга по поводу разных бухгалтерских махинаций в связи с импортом цанговых карандашей, бритвенных лезвий, монтировок или как там еще называлась та мелочовка, на ввоз которой из Болгарии у них имелась лицензия. Главным осведомителем Пушкина на американской авиабазе был умственно отсталый мужичок, который работал на подхвате у завхоза столовой рядового состава. Мужичок собирал там какие-то крохи – например, объявления о развлекательных мероприятиях, танцах, бинго, барбекю и тому подобное, но, по мнению Пушкина, это было лучше, чем ничего. В обмен на информацию Пушкин был вынужден одаривать мужика всякими значками и вымпелочками, потому что идиот совсем не пил. Таким манером Пушкину удалось наскрести достаточно сведений о перемещениях сил на Кеплавикской авиабазе для того, чтобы начальство в Москве повысило его в чине.
* * *
ОПЕРАЦИЯ “БЕЛЛА”
На Западе женщины не пользуются таким уважением, как в странах с коммунистическим взглядом на два биологических пола Homo sapiens.
Как тебе, без сомнения, известно из твоего опыта пребывания в странах, порабощенных мировым капитализмом, западные женщины используются прежде всего для деторождения и услаждения мужчин. Ты никогда не увидишь голландку на судостроительной верфи со сварочной горелкой в руках, француженку, укладывающую тротуарные плиты, или испанскую сеньориту, таскающую уголь в шахте. О, нет! Поэтому их уважают очень и очень мало или вообще не уважают. Да! И даже если какой-нибудь муж в Брюсселе использует супругу вместо боксерской груши, она не сможет от него избавиться. Там дела обстоят не так хорошо, как в эгалитарном Советском Союзе, где мы можем, если нам понадобится, пожениться и развестись в течение пяти минут. А еще западные женщины не
