Джанкой? И почему нельзя было попрощаться по-человечески? А что означает «скоро увидимся»? Когда? Где?
Признаюсь, я не мог выкинуть её из головы.
Я уговорил своих нукеров остаться в Евпатории ещё хотя бы на неделю.
На пятый день я начал выпивать. Седой с удовольствием составил мне компанию. Крошкин тоже участвовал.
Так прошло дня три. Мы уже даже не выходили из гостиницы. Непьющий Бурмака бегал нам за водкой. А ещё он купил пару книг и целыми днями беспробудно читал.
Танелюк расцвёл. Такой отдых был ему явно по душе. Он травил анекдоты, философствовал и, раздобыв где-то гитару, распевал похабные частушки.
Я же с каждым днём чувствовал себя всё хуже и хуже. И физически, и духовно.
Потом Крошкин нас покинул. Он уехал с сестрой и её хахалем – тот починил свою тачку.
Мы продолжали бухать с Танелюком уже вдвоём. Заречная не появлялась. Разве что в коротких снах…
В субботу утром Бурмака сказал:
- Мне в понедельник на работу. Нам надо ехать.
- К чёрту работу, - выкрикнул Танелюк. – Пусть работают гастарбайтеры.
- Я серьёзно, ребята, - сказал Бурмака. – Надо ехать.
Я опрокинул в себя последние сто грамм и хрипло сказал:
- Не ной, Чингизхан. Надо так надо. Собираемся.
В дороге мы почти не пили.
Бурмака увлечённо рассказывал о Древнем Риме. Танелюк дремал. А я, развалившись на заднем сиденье, страдал от головной боли и тошноты.
Я думал о том, что на самом деле Остап Бендер Зосю Синицкую не любил. У него было только лишь сильное желание любить и быть любимым. А настоящей любви, как таковой, у него не было.
Впрочем, Ильф и Петров не очень-то сильны были в лирике. Их конёк – юмор и сатира. Какая ж тут любовь? Хотя оба испытывали в своей жизни чувство любви. Я когда-то даже читал книгу Ильфа, составленную в основном из его писем. Называлась она «Письма не только о любви».
«Если не сказать – дорогая, то что же мне сказать? Я скажу, как всегда – дорогая моя, милая, добрая, нежная».
Так мог написать только глубоко и сильно любящий мужчина. Разве нет?
Мне никогда так не написать. Я не смогу. Я не умею…
Что же я чувствую к Насте Заречной? Да вот как раз именно то, что чувствовал Остап Бендер. Великий комбинатор. Желание любить и быть любимым.
Глава 10 (Эпилог)
Сейчас осень. Конец октября. Вечер. За окном хлещет дождь и сверкает молния. Я сижу дома и сочиняю никому не нужные стихи. У меня есть чай, сигареты и сэндвичи. А ещё молоко и Пражский торт. Мне ни к чему выходить на улицу. Я не люблю дождь. И у меня всё есть. При желании я могу заказать на дом пиццу. Или суши. Или ещё какую-нибудь ерунду.
Вера с Лёней неделю назад поженились. Меня пригласили на свадьбу, но я не пришёл.
Шура Крошкин уехал работать аниматором в Египет. Он писал мне Вконтакте. Недавно в море его ударил током маленький скат.
Бурмака попал в аварию. И теперь носит гипс и ездит на работу на метро.
Танелюк лечится в наркологической клинике. У него была белая горячка. К нему на балкон прилетели космические пришельцы. Или люди из будущего. В общем, какой-то бред полный.
С Владимиром Владимировичем мне всё-таки пришлось встретиться, поговорить… Но обоюдная симпатия взяла верх над его чувством долга. Он пообещал, что скажет Никите, будто я серьёзно наказан и глубоко сожалею о содеянном. Мы даже договорились сходить как-то выпить по бутылочке пива, поболтать о том о сём… Как-нибудь… Когда у нас обоих будет свободное время…
Заречную я так с тех пор и не видел.
Я не делал особых попыток её разыскать. Я надеялся на время, которое, как известно, лечит… или калечит…
Денег осталось мало. И очень скоро снова надо будет принимать какое-нибудь сумасшедшее предложение. Но предложений пока нет. И слава Богу. Я не тороплюсь…
Вот и всё…
