за мной. — Кроме Леночки, Ирочки, собачницы и медсестры Александры.
— Тише можно? Я вообще-то пытаюсь вести машину, — перебивает Прохор и, покачав головой, смеётся.
— А вы на наш цирк шапито не обращайте внимания, Прохор. У вас тут сплошная творческая интеллигенция едет. Музыканты, учителя живописи и рисунка.
Мама недовольно куксится. И тут в разговор вступает Шурик.
— Скажите, пожалуйста, Ульяна Сергеевна: то, что сказала ваша мама, — правда? — интересуется совершенно убитым голосом.
Смотрю на маму, та гордо отворачивается к окну, никак не простит мне, что я пресекла всякие попытки Ткаченко вручить мне царственное семечко.
— Что именно правда, Николай Иванович?
— Что вам нравится этот доктор!
Оборачиваюсь, глядя на подругу. Майка открывает рот, при этом её физиономия становится серо-буро-малиновой.
— Ульяна! Ты же поклялась! Как ты могла? Ты предатель! Ты врунья! Ты падшая! — визжит Майка.
Ну всё, теперь она плеснёт мне в лицо кислотой на большой перемене. Однако визжит не только Майка, в этом любовном двенадцатиугольнике никак не успокоится Николай, повелитель гобоев и бубнов.
— Я, кажется, понял, вы всё специально устроили! Вы же завуч. У вас очень сильно развита способность организовывать и контролировать.
— Ой, Николай Иванович, давайте как-нибудь обойдёмся без ваших этих домыслов.
Но он меня игнорирует:
— Вы, Ульяна Сергеевна, специально проехали маме по ноге телегой в супермаркете, вы нарочно подвернули ногу на линейке, вы специально сломали себе руку, чтобы встретиться с этим похабным доктором!
Откидываюсь на кресло и последними пальцами бью себя по лбу. Прохор ничего не понимает, но смеётся громче, чем трещит этот табор.
— Так, так, так! Тормозим, товарищи! Что-то вас понесло. Вы, Иванович, сейчас неправы.
Подруга хнычет, шмыгая носом, очевидно поверив оркестровику.
— На меня говорила, Ульяна, что у меня болезни, а сама! Ты что натворила? С ума сойти! Ты маму повредила, чтобы к красавцу Ткаченко пойти?!
Они меня все уже откровенно бесят.
— Да! Да, Майка, ты права и Хиросима с Нагасаки — это тоже я! — Дальше обращаюсь к водителю: — Прохор, я вас очень прошу остановить вот там. Я с этими людьми в машине больше ехать не хочу.
— Я тоже, пожалуй, выйду, — быкует Шурик-Николай.
— Ну уж нет, Николай Иванович, мы без вас не справимся. Как мы доберёмся до нужного этажа?
— Позовёте доктора!
— Доктора мы уже прошляпили.
— Правильно, Николай Иванович, вам нужно на воздух, а то мы тут набились как селедки в бочке, а у вас, похоже, в душных посещениях синдром Шерлока проявляется.
Николай поднимается с кресла прямо на ходу, ударяясь башкой о крышу авто.
— Уля шутит, — пресекает мама его попытку выпрыгнуть во время движения.
— Уля не шутит! Уля размышляет, кого из вас троих отправить к психиатру первым.
— Я разочарован! — Поправляет свои окуляры Шурик. — Я даже представить не мог, что вы, Ульяна Сергеевна, такая хитрая, циничная, изворотливая женщина. Вы пользуетесь людьми для своих целей.
Не, ну это уже обидно.
— Вы, я так понимаю, премию в этом году уже не хотите, Николай Иванович?
— А вы мне, Ульяна Сергеевна, не угрожайте. Я имею право быть разочарованным.
Мама в это время роется в сумке. Охает, ахает.
— Доченька, я забыла в травматологии паспорт! Мне сказали забрать в регистратуре. Но меня так впечатлила твоя подруга, что я совсем запамятовала.
— Только этого ещё не хватало. Прохор, разворачивайте наш дилижанс. Я вас умоляю. Мы должны вернуть паспорт. Давайте, мы вызываем такси по приложению в обратную сторону.
Лихорадочно соображаю, как провернуть эту операцию с наименьшими потерями личного состава. Если мне не отдадут документ, то придётся тащить маму обратно в травматологию. А она уже расстроила Шурика, и он помогать откажется. Остаётся только Прохор. Майка плачет, не понимая, что мы снова у больницы. Как же всё сложно.
Выхожу из машины, перебегаю дорогу, благо нога уже полностью прошла, остался только гипс и повязка на пальцах.
И где-то на пешеходном переходе, возле стоянки служебных автомобилей замечаю чёрную иномарку. Внутри мужчина и женщина, никуда не едут, сидят. Двигая руками и губами, ласкают друг друга. Виден женский профиль и мужской затылок. Я замираю. Тонкие с красными ногтями пальцы перебирают короткие волосы. В груди неприятно ноет, поэтому что это не просто мужчина — это доктор Ткаченко тискает на переднем сиденье какую-то девушку.
Глава 20
Мне кажется, я впадаю в кому, только стоя. Всё быстрее уменьшается количество сокращений сердца, всё реже становится дыхание. Никак не могу себя заставить отвернуться, у меня уже всё расплывается перед глазами на нервной почве. А вроде бы чёрствая, непробиваемая женщина. Профессионал до глубины души. А шок получаю такой, что не соображаю, куда шла до этого.
— Вот забыл. Совсем вылетело из головы, и всё тут. Хоть убейте, не помню, Ульяна Сергеевна, как называется в психиатрии болезнь, когда любят подглядывать
