автоматических дверей. В действительности она чаще всего никак не влияет на поведение лифта, но дает пассажиру иллюзию участия в собственной судьбе. Роль личности в истории различна в разных общественных системах, но на вектор истории она повлиять не может — разве что на темпы и количество жертв.
Однако мотивация людей, идущих в политику, в разных обществах различна. На Западе политика, при всем ее прокламированном идеализме, — прежде всего один из самых доходных видов бизнеса, вернейшее средство обогащения. В России и Китае политика — способ достижения власти, демонстрация доминирования (в России все это сдобрено изрядной долей садизма, поскольку садомазохизм вообще давно превратился в любимое национальное развлечение). Цель российской власти — именно наслаждение властью как таковой и чужим унижением: народ попросту не оценит заботы о своем благосостоянии, но масштаб злодеяний принимает за признак величия и готов в этом величии посильно (пассивно) участвовать.
В Восточной Европе и особенно в Украине как в одной из самых молодых европейских демократий политика является формой азартной игры. Деньги тут не самоцельны — существует масса способов заработать их без риска, коррупцией пронизаны все институты, и это не столько коррупция, сколько примета корпоративного государства, основанного на взаимопомощи. Вносить сюда цивилизационные нормы (как сейчас пытаются поступить с Украиной Штаты, чтобы 40 млрд гуманитарной и военной помощи были все-таки разворованы не более чем наполовину) — дело трудоемкое, а главное, бесперспективное. Количество денег в криминализованной украинской экономике определяется не близостью к власти (ибо позиции власти довольно уязвимы и очередной Майдан всегда может ее скинуть), а исключительно ловкостью рук. Власть — способ реализации своих амбиций, проба сил, участие в увлекательном и опасном соревновании. Случай Порошенко, который за время президентства несколько увеличил свое состояние, тут скорее исключение, и нет гарантий, что вне власти он бы его не увеличил гораздо серьезнее.
Зеленский пошел во власть не ради денег и тем более не ради доминирования. Он вполне состоялся в профессии. Но вопрос о его истинных целях остается открытым. Думаю, после оглушительной победы с 73 процентами голосов Зеленский впервые задал себе вопрос, для чего он во все это ввязался. Полагаю, что такой же вопрос задавали себе и те, кто за него голосовал: очень хорошо, мы победили, а чего ради?
Голосовавшим было куда проще ответить на этот вопрос. Главный лозунг политической жизни Украины объяснила мне еще на Майдане-2004 одна кинокритикесса: хай гирше, але инше, пусть хуже, лишь бы иначе. Новизна — и способность к обновлению — сама по себе дороже качества жизни, ибо она и есть главное ее качество. Этому определяющему, на мой взгляд, различию — русскому пристрастию к стабильности по принципу «лишь бы не хуже» и украинской жажде перемен — Леонид Кучма в своей книге 2003 года «Украина — не Россия» почти не уделил внимания, хотя глава о различии национальных характеров занимает почти 50 страниц. Сформулировал он так: «По моим наблюдениям, русские — несколько менее оптимистичный народ, чем украинцы. Если случается что- то плохое или просто нежелательное, русский, скорее всего, подумает: «Так я и знал!», тогда как украинец решит: «Могло быть хуже!» Тем не менее русские в основном придерживаются своей здравой поговорки (они же ее и изобрели, ни у кого не позаимствовали): «Глаза боятся, а руки делают», и в конце концов довольно часто осуществляют задуманное».
Тут поневоле вспомнишь чеховское — «Дело не в пессимизме и не в оптимизме, а в том, что у девяноста девяти из ста нет ума». Стабильность мила тому, кто боится будущего, то есть ощущает свою слабость и неуверенность перед лицом любых перемен; у Хеллера в «Что-то случилось» сказано еще прямее: «Не люблю никаких перемен, потому что никогда не видел перемен к лучшему». Эта слабость, то есть уверенность в том, что лучше не будет, в России действительно есть. Независимая украинская государственность может себе позволить после тридцати лет непрекращающегося эксперимента еще один риск — выберем артиста, посмотрим, что получится.
Что касается мотивации Зеленского — все сложнее, потому что, на мой взгляд, она менялась. Поначалу он, как и Трамп, действовал на авось, по принципу из анекдота о петухе и курице: не догоню, так согреюсь. Шанс согреться был превосходный — такой рекламной кампании ни шоу Трампа, ни «Квартал-95» не получили бы ни за какие деньги. Постепенно, когда шанс на победу стал вырисовываться отчетливо, что было абсолютной неожиданностью и для избирателей, и для Зеленского, и для якобы стоявших за ним олигархов, — появилась формулировка, под которой подписался бы и Трамп: Зеленский лично ее обнародовал в инаугурационной речи. «Мое избрание показывает, что граждане устали от опытных системных политиков, которые создали страну возможностей. Возможностей откатов и дерибанов. Мы построим другую страну возможностей».
Об усталости от системных, профессиональных, потомственных политиков постоянно говорило окружение Трампа, его сторонники и он сам. Зеленский победил, как почти всегда бывает в Украине, не благодаря своей программе, а благодаря усталости от всех предыдущих вариантов; Россия в таких ситуациях выбирает военного или чекиста, который останавливает всяческую политическую жизнь вообще и единолично, решительным ударом стремительным домкратом доводит страну до катастрофы. Украина выбирает по принципу «то, чего не было» (именно так и следует интерпретировать название романа Бориса Савинкова о русском терроре, не зря Савинков, как впоследствии его двойник Савенко, родился в Харькове).
Зеленский решил поучаствовать в небывалом эксперименте — и победил. Возможно, для себя (публично он этого никогда не говорил) он действительно решил стать голосом народа, то есть воплотить лучшие черты украинского характера: демократизм, авантюризм, насмешливость.
Ввести в мировую политику человека с улицы бывает полезно по крайней мере в одном отношении: становится видно, чем дышит и на что способна улица. Избрание Зеленского (как и Трампа) — самая интересная социология, которая случилась в мире за последние двадцать лет. Любопытно, что большинство социологов не смогли дать точного прогноза. Грубо говоря, профессионалы облажались и тут.
Но есть еще один мотив, который оказался решающим. Залучить в аудиторию всю Украину, а после 24 февраля — и весь мир! Это звучит цинично. Но у всех благородных поступков, когда-либо совершенных, были исключительно циничные мотивы: как никто (в здравом уме) не совершает подлость из желания совершить подлость, а исключительно из благих намерений, — так и подвиг совершается не из тоски по героическому. Дорога в ад вымощена благими намерениями, дорога в рай — циничными и эгоистическими. Иногда поневоле думаешь: может быть, если бы русскими революционерами двигала не любовь к добру,
