В лаборатории робототехники я просил изготовить двигающееся чучело крысы, аргументируя это странно задание необходимостью исследования поведения грызунов в естественных, в том числе в подземных полостях и коммуникациях, условиях. Детали чучела я просил исполнять преимущественно из органических материалов. А к чему мне крыса, приближенная весом и локационными характеристиками к боевой машине пехоты?
У зоологов я интересовался перспективами управления поведением некоторых животных. Возможно ли, вживив в мозг тем же кроликам датчики, заставлять их исполнять простейшие команды, к примеру: вперед, назад направо, налево, стой и т. п.? В принципе да? А если в обозримом будущем? Что для этого требуется? Как быстро можно ожидать практических результатов исследований? Когда можно увидеть такое животное?
Три КБ самолетостроения независимо друг от друга выполняли мой заказ на изготовление радиоуправляемого микропланера, выполненного в виде коршуна-степняка в натуральную величину. Причем у этого искусственного коршуна должны были шевелиться кончики крыльев, голова и хвост, как у самой натуральной птицы. По цене заказанная мной птичка приближалась к стоимости двухместного спортивного самолета. Но деньги меня волновали мало. Меня волновали качество и сроки. Только они. Ложка, даже самая роскошная, но после обеда, мне была не нужна.
Одиннадцать лабораторий и КБ из пятнадцати справились с работой вовремя. Семь изделий я забраковал в силу их технического несовершенства. Забраковал, но тем не менее оплатил. Четыре выигравших в конкурентной борьбе принял на вооружение.
Во избежание утечки информации со всех руководителей работ я, продемонстрировав удостоверение сотрудника Безопасности, взял подписку о неразглашении и подробно рассказал о сроках, предусмотренных статьями, касающимися незаконных валютных операций, хищения денег в особо крупных размерах (а где у вас договора, акты, наряды и т. п. документы, подтверждающие выполнение работ?), злоупотребления служебным положением и укрытия налогов. Это не считая еще одной подрасстрельной статьи — измены Родине, с которой впрямую связана исполненная ими работа, если о ней узнает любое постороннее лицо.
Через четыре недели я приступил непосредственно к осаде. Над объектом, в паре с ранее замеченным мною здесь натуральным коршуном, закружил искусственный, нашпигованный длиннофокусной фото— и видеотехникой.
Ночью вдоль забора зашныряла туда-сюда крыса-робот. Я правильно рассчитал, что охрана будет защищаться от людей, а не от случайных животных. Все мины, ультразвуковые и инфракрасные сторожа и прочие технические ловушки были рассчитаны на объекты свыше пятнадцати килограммов. Иначе охранникам пришлось бы ночи напролет бегать на тревожные «сработки», спровоцированные бродячими кошками и собаками. А охрана, как и всякая охрана, ночами любит подремывать.
Продвигая крысу вдоль периметра забора, я уже на вторую ночь отыскал ведущий на территорию объекта небольшой ход. Это была старая, оставленная прежним хозяином, то ли кротом, то ли сусликом, нора с двумя запасными тоннелями-выходами. В один я вкатил своего робота-помощника, из другого, но уже на территории объекта, он выполз. Наверное, будь эта охранная зона капитальной — с заглубленным метра на три в землю, препятствующим подкопу забором, с внешней, удаленной на несколько десятков метров, улавливающей мелких животных сеткой, с шаговым напряжением, с рассчитанными на граммы, а не на десятки килограммов минами-ловушками и пр., мой опыт потерпел бы фиаско. Но лагерь строился на скорую руку и, по всей видимости, ненадолго, и вбухивать в него миллионные суммы, чтобы через полгода-год снести, не решились. Ограничились быстромонтируемой, настороженной на человека электроникой. И просчитались.
Теперь я имел возможность в любое мгновение прослушивать и отсматривать интересующую меня территорию. В темноте я заводил свою крыску в очередное убежище из которого глазом телеобъектива и ушами микрофонов вел наблюдение. Сам я высиживал днями в расположенном в полугора километрах хорошо замаскированном убежище, откуда руководил роботами-шпионами и записывал на пленку всю поступающую видео— и слуховую информацию.
Уже в первые часы я уверился в своих предположениях. Объект имел прямое отношение к покушению. Территория была разбита на сектора, среди которых туда-сюда крутился «ЗИЛ»-«членовоз». А зачем правительственный «ЗИЛ» в Богом забытой провинции, как не для отработки моделей покушения? По всему видно, преступники готовились самым тщательным образом. Рискуя привлечь к себе внимание, они притащили за тридевять земель многотонный автомобиль, вместо того чтобы, как это сделали бы любители, тренироваться на переделанной под размеры «членовоза» «волге». И правильно делали. Подготовка профессионалов требует максимального приближения к боевой обстановке. «ЗИЛ» совсем не так, как «волга», ведет себя на ходу, не так тормозит, не так разворачивается, не с такой силой нагружает почву. Любая из этих не учтенных мелочей способна свести на нет самую тщательно спланированную и подготовленную операцию. Автомобиль может быстрее, чем предполагалось, затормозить, набрать скорость или развернуться и в самый неподходящий момент, выскочив из сектора обстрела, сильнее протаранить поставленное препятствие и не остановиться там, где «волга» встала бы как вкопанная. А есть еще траектория рикошета пуль от лобового и боковых стекол, степень восприимчивости к минным зарядам, угол открывания дверей и расположение подножек, что влияет на начальное и конечное положение головы выходящего пассажира, бронезащита, расположение скрытой обзорной видеотехники и тому подобное. Исполнители должны были изучить машину Президента как собственную, тысячекратно виденную ладонь. Лучше, чем собственную ладонь!
С той же, с привязкой к условиям местности, целью заговорщики гоняли «ЗИЛ» не по случайным грунтовкам, а по специально заасфальтированным плацам. В идеале толщина, угол наклона, состав, технология укладки асфальтового покрытия в них должны были соответствовать дорогам на месте покушения. Но это уже самый высший пилотаж, на который заговорщики из-за нехватки времени вряд ли были способны. Отсюда можно сделать вывод, что покушение, по крайней мере одно из них, будет связано с президентской машиной.
Это уже кое-что. Однако на главный, ради которого я затеял всю эту техническую возню, вопрос — где планируется проведение Акции — ответа так и не было. Здесь я был вынужден признать свое полное бессилие. Ни один человек, находящийся вблизи моих, блуждающих на искусственных лапках по запретной территории микрофонов, не проронил ни единого, касающегося дела слова. Не звучали названия городов, улиц. Не упоминались климатические и ландшафтные условия места будущей работы, по которым можно было бы вычислить примерную географию заговора. Не назывались имена. Либо молчание, либо разговоры на сугубо бытовые темы — дай закурить и что сегодня на обед. Кто-то очень серьезно заботился о сохранении тайны. И этот кто-то, учитывая возможности современной шпионской техники с ее микрофонами направленного действия, способными сквозь шум и грохот дождя расслышать шепот человека за семьсот метров, добился невозможного — добился режима молчания, перекрыв самый уязвимый канал утечки информации. Вместе со всеми своими хитромудрыми летающими и ползающими машинами я опять оказался в тупике. Я знал о готовящемся покушении, я нашел место подготовки боевиков, я рассмотрел через фото— и видеообъективы лица потенциальных (кто конкретно будет стрелять или бросать бомбу, уверен, до последнего мгновения не дано было знать и им самим) исполнителей. Но я не знал где состоится это покушение. Я не знал тех самых городов и улиц, кроме одной, расположенной в подведомственном мне регионе. И, значит, я не мог помешать преступникам.
