Когану стало ясно, что Пронин такой же, как он[145]. После бани они вышли на улицу поболтать, но поскольку Пронин был с ребенком, он не смог принять приглашение Когана зайти в гости. Через несколько месяцев они случайно встретились, и между ними завязалась дружеская беседа.
– Я недавно подружился с Геннадием. Он такой же, как мы. Главврач в детской больнице номер четыре. Может, как-нибудь вас с ним познакомлю, – сказал Пронин.
Зимой того же года Коган вместе с группой врачей проходил практику как раз в этой больнице. Когда Борис сдавал халат в гардероб, к нему подошел врач в белом халате, молча протянул скомканный лист бумаги и ушел. Обескураженный Коган развернул бумагу, на которой было написано: «Приходите ко мне в кабинет 432, после пяти. Геннадий Петрович»[146]. Коган последовал указаниям и после пяти постучался в дверь кабинета главного врача больницы – Геннадия Литровника. Литровник жестом пригласил Когана занять место в кресле напротив.
– Филипп Степанович мне о вас рассказывал, а еще мне кажется, я пару раз видел вас в городе, – сказал Литровник, вертя в руках ручку[147].
Имя Филипп Когану ни о чем не говорило, но потом он вспомнил свою встречу с Прониным в бане в начале года и их разговор о новом знакомом – главвраче детской больницы. Коган понял, что Пронин, должно быть, говорил о нем Литровнику и, вероятно, упоминал о его сексуальном интересе к мужчинам.
– Я понимаю, что здесь обсуждать эти вопросы несколько неудобно. Приходите ко мне домой, там нас никто не потревожит, – сказал Литровник, записав на листке бумаги свой адрес.
Литровник не был женат, но у него была двухкомнатная квартира, о чем многие советские семьи в 1960‐е годы могли только мечтать. Дома он сбросил маску сурового начальника и, казалось, стал более раскованным. Коган и Литровник ужинали, беседуя на отвлеченные темы и о работе – оба были врачами, и им действительно было что обсудить. Однако, как только они открыли вино, разговор развернулся в более интересном направлении.
На первый взгляд, Литровник был образцовым членом советского общества: состоял в партии и руководил детской городской больницей. Однако образ жизни, который он вел втайне от подчиненных, выворачивал наизнанку эту иллюзию благопристойности. С двадцати лет Литровник занимался сексом с мужчинами: по всей Украинской ССР у него были знакомые, готовые сексуально удовлетворить его в надежде извлечь из этого выгоду. Посреди разговора Литровник невозмутимо расстегнул брюки и, к удивлению Когана, достал пенис, недвусмысленно предлагая Когану заняться с ним оральным сексом[148]. Коган отпрянул и поморщился. Литровник показался ему малопривлекательным, а его манера поведения – надменной и снисходительной. Видя, что Коган не впечатлен, Литровник разочарованно вздохнул и застегнул брюки. Какое-то время они сидели молча, а затем возобновили разговор как ни в чем не бывало. Коган рассказывал Литровнику о своей жизни, Литровник слушал его со скучающим выражением. Когана удивляло, что Литровник предпочитает оставаться холостяком и даже не пытается найти жену, чтобы опровергнуть возможные сплетни.
– Почему вы не женитесь? – удивлялся Коган.
Литровник только пожимал плечами.
– Но что, если о вас станет известно? – настаивал Коган.
– Тогда я покончу с собой[149].
Коган пытался убедить Литровника жениться, упирая на то, что брак сохраняет видимость нормальности для коллег и дает право подняться в очереди на получение жилья.
– Вы ведь сами ждете очереди на квартиру? Я могу с этим помочь. – У Литровника мелькнула надежда, что ему удастся склонить Когана к сексу, щегольнув влиянием и связями, но Коган остался равнодушным и вежливо отказался. Они проговорили несколько часов, после чего Коган пошел домой[150].
После этого Коган ничего не слышал о Литровнике, пока однажды не столкнулся с ним на автобусной остановке. Шел ливень, люди толпились у дверей подъезжающих автобусов, поспешно закрывая и открывая зонтики. Коган и Литровник дожидались своих автобусов под проливным дождем, как вдруг взгляд Литровника упал на молодого человека в очках. Тот пытался укрыться от ливня газетой.
– Этот любит сосать. Несколько раз был у меня в гостях, – равнодушно заметил он.
Молодой человек исчез в автобусе.
Коган вздрогнул и оглянулся: не слышал ли кто-нибудь? Дождь барабанил по крыше остановки, так что вероятность была невелика. Тем не менее Борис содрогнулся при мысли, что кто-то мог стать свидетелем их разговора.
– Этот тоже любит трахаться. Всегда ищет партнеров в туалете рядом с отелем. Я туда никогда не хожу, но другие товарищи мне о нем рассказывали. Он слишком низкий, не люблю невысоких. Зато работает врачом.
Коган успел мельком взглянуть на коротышку, прежде чем тот скрылся в толпе.
– Осторожно, нас могут услышать.
– Не волнуйся. Большинство даже не понимает, о чем речь. Нас больше, чем ты думаешь. Но если хочешь познакомиться с новыми людьми, лучше ищи среди командировочных.
– Почему?
– Местные, если попадутся милиции, тут же сдадут[151].
Когда Коган встретил Петренко, он сразу забыл обо всех своих прошлых знакомствах. Он даже надеялся, что им удастся сохранить отношения, но новость о том, что Петренко нужно ехать в Никополь, расстроила Когана.
Никополь, где жил Долгоруков, был небольшим городком в двух часах езды от Запорожья. Когда Петренко приехал туда, ему не потребовалось много времени, чтобы найти квартиру Долгорукова. Увидев Петренко в дверях, Долгоруков бросился его обнимать, как будто они были давними знакомыми и не виделись сто лет. От такой реакции Петренко слегка опешил.
– Отец дома, но о нем не беспокойся – он не против, когда у меня гости, – шепнул Долгоруков Петренко, помогая ему снять куртку.
В маленькой квартире Долгорукова была всего одна комната, которую он делил с пожилым отцом. Спали они на отдельных кроватях, по одной у каждой стены. Расстояние между ними было около метра. В квартире Долгорукова жила еще и его тетя, которая спала на диване в крошечной кухне. Такая ситуация не была редкостью: многие квартиры были коммунальными, и, несмотря на массовое строительство, начатое Хрущевым, жилья в СССР по-прежнему не хватало. Отец и тетя Долгорукова всегда находили странным, что Долгоруков приводит домой незнакомых мужчин и спит с ними в одной постели, но им и в голову не приходило, что это его любовники. В конце концов, в квартире не хватало свободного места, и гостя было некуда положить, так что спать в одной постели с хозяином казалось логичным.
В первую ночь Долгоруков уложил Петренко в свою постель и прошептал в темноте:
– Подожди, пока он уснет.
Он кивнул в сторону отца, лежавшего на другой кровати. Через пару минут, когда тот захрапел, Долгоруков снял с себя брюки и, обнажив ягодицы, повернулся спиной к Петренко:
– Ты мой гость,
