на чем больше играть! Отпустите уж вы меня домой, сделайте милость!
— Постой, — говорит один нечистый, — у меня есть два бунта струн. Я тебе принесу.
Сбегал и принес. Делать нечего — натянул скрипач струны. Взялся за смычок.
— Ну, господи благослови!
Опять струны лопнули!
— Нет, ребята, не годятся мне ваши струны, — скрипач говорит. — У меня дома свои есть. Дайте — схожу.
А «ненаши» его не пущают.
— Нет, — кричат, — ты уйдешь!
— Кто от вас уйдет? — говорит скрипач. — Ну, не верите, пошлите со мной кого-нибудь в провожатые.
Они так и сделали: выбрали одного и послали наверх со скрипачом.
Вот приходят они на деревню. Слышат: в крайней избе свадьбу справляют.
— Сходим туда, — просит скрипач. — Давно я на свадьбе не был.
— Сходим, пожалуй.
Вошли в избу. Узнали все скрипача, обступили, кричат:
— Где это ты, братец, три года пропадал?
— На том свете был. Поднесите-ка винца поскорей.
Ему подносят, потчуют его. А «ненаш» торопит: «Идем, скрипач!»
— Погоди, дай хоть попить, погулять.
Ну, выпили, закусили, опять выпили.
— Идем, пора нам!
— Что ты! Еще молодых не величали!
А время идет — скоро петухам петь.
— Что ж ты? Поздно.
— Какое ж — поздно? Ранняя рань. Вот я еще песенку одну сыграю — и пойдем. Вам-то ведь три года играл…
Взял он у музыканта скрипочку и заиграл.
Нечистый говорит:
— Брось!
А он и не слушает. До той поры играл, пока петухи не запели.
А как запели петухи — «ненаш»-то и пропал.
Воротился скрипач на белый свет из тех краев, откуда и ходу нет.
Утром пошел он к сынам того мужика богатого.
— Так, мол, и так, — говорит. — Приказал вам батюшка деньги отрыть — один котел в овине закопан, а другой — в воротах. Отройте и раздайте все нищим, а то терпеть ему муку мученскую — отныне и до века.
Братья взяли лопаты, стали рыть — так и есть: два котла! Ну, надо исполнять отцовскую волю.
Вот начали они раздавать деньги по нищей братии — раздают, раздают, чем больше раздают, тем больше их прибавляется.
Вывезли они эти котлы на перекресток. Кто ни едет мимо, всякий берет, сколько рукой захватит, а деньги все не сбывают.
Что такое? Стали думать, как с этими деньгами быть.
Один старик и говорит:
— Вот что, братцы, нету в наших местах прямоезжего пути. К нам ли, от нас ли ехать — все в объезд. Где бы надо пять верст идти, мы пятьдесят гоним. Проложим мы на эти деньги прямоезжую дорогу. Великое будет людям облегченье.
Так и приговорили. Выстроили прямоезжий мост на пять верст — и оба котла на это дело опорожнили.
И вправду, с той поры другая жизнь пошла. Что было далеко, все близко стало. Не нарадуются люди новой дорожке. Кто ни пойдет, ни поедет по мосту, всяк примолвит:
«Дай бог царство небесное тому, на чьи деньги построено».
Услышал господь людскую молитву и велел ангелам своим небесным выпустить мужика из ада кромешного.
А скрипач еще долго жил — на скрипице пилил.
А как помер, так прямо в рай и пошел. В аду-то уж побывал, дак не ходить же во второй раз.
Про бедного старика и жадного попа
Всяко люди рассказывают… Может, и не правда. Которые видали, те давно померли. А которые, говорят, от самовидцев слыхали, так и тех давно нет. Может, разговор один, — взял кто да и придумал для смеху, а может, — и было что…
Словом сказать: так ли, не так ли, а рассказывают…
Есть тут в наших краях деревенька одна. Недалечко от нас. Мы — вот так вот — на горочке, а они — эдак вот — в низку. У них-то и было, говорят.
Ну, сначала начинать: жили в той деревне старики — дедко да бабка, двоима жили. Дети, бают, были да примерли, а внуки не народились. Так они, значит, и вековали век. Вот, как в книжках-то пишут: старик со своею старухой…
Жили, понятное дело, в большой бедности. Уж это, как водится: смолоду не нажили, дак в старости не наживешь.
Ну, старушка, значит, пострадала, пострадала, и отмучилась, померла.
Надо покойницу хоронить.
Пошел старик к попу.
Ну, поп, знамое дело: поп деньги любит. На это их, долгогривых, взять. Такая порода. А уж ихний поп до того жаден был, что и слов-то таких на свете нет. За копейку — все, без копейки — ничего.
Встретил он мужика сурово.
— Что тебе? — спрашивает. — Зачем притащился?
— Да вот, — говорит старичок, — потрудись, батюшка, похорони мою старуху.
— А есть ли у тебя чем за похороны заплатить? Давай вперед!
Старик и руками развел.
— Батюшка, — говорит, — помилосердствуй! Вот как бог свят, нет у меня ни полушки.
— А нет, так и проваливай! — поп говорит. — Вот ведь народ какой! Без ума живут, без ума помирают. Надо, братец, копить на смертный час.
— Где уж нам копить! Вовсе обнищали. А с сумой ходить, ноги не носят. Да ты, батюшка, не сомневайся. Обожди маленько. Заработаю — с лихвой отдам.
— Эва! Чего ждать-то? Покуда сам ноги не протянешь? Нет уж, ступай, ступай, голубчик! Заработаешь — тогда приходи.
— Да ведь дело-то какое! Похороны — не крестины! Не терпит! Закопать покойницу надо.
— А кто же тебе, чадо, мешает? Закопай с миром. А как заработаешь, сколько следовает, так и принеси денежки. Тогда и отпоем старушку твою — в лучшем виде, чин чином. Небось, никуды она не денется, никуды не убежит…
— Ну, видно, так и сделать.
Надел старик шапку, пошел старухе могилу копать. А было зимой. Морозы стояли лютые. Землю ажно наскрозь прокалило — звенит, что железная.
Старичку-то и не под силу. Пошел он по суседям — за помощью.
А суседям тоже неохота задарма́ спину гнуть, ладони мозолить.
Один говорит: недосуг!
А другой: сын с городу приехал.
А третий сам-то ничего не говорит, да женке велит: «Скажи, дома нету».
А какое же такое «нету», когда и полушубок на гвозде и шапка на лавке?
Да ведь тут не поспоришь. Помогли — спасибо, не помогли — и так
