недобитый! – Колька подозрительно всхлипнул. – Вражина и подкулачник. Я и товарищу Маркову говорил, а он отмахнулся и слушать не стал. Шестаков, немецкий шпион!
– Как Валька Горшуков?
– Да вы что?
– Ну так и не суди без доказательной базы, – ввернул умное словечко Зотов. – С какой стати записал Шестакова в идеологические враги?
– Так он раскулаченный, – Колька зашептал совсем тихо. – Из тюрьмы сбег и народной власти вредит!
– Примеры привести можешь?
– Не могу, – Колька разом поник. – Знаю и все!
Упрямый чертенок, – порадовался про себя Зотов, но продолжить светскую беседу не успел. Идущий первым, подозрительный тип и кулацкое отродье Степан Сиротарезко остановился и потянул с плеча карабин. Метрах в двадцати, дальше по тропе, замерли два незнакомых мужика, один тощий, как оглобля, в кепке и пиджаке, медленно меняющийся в лице. Второй, пухленький коротышка, сгибающийся под весом тяжеленного мешка за плечом. Он смотрел под ноги и не заметил, как передний остановился. Шагнул дважды и ткнулся макушкой товарищу в спину. За ними, на удалении метров десяти, угадывались еще несколько темных фигур. Лесные встречи происходят всегда неожиданно и чаще всего на расстоянии вытянутой руки.
– Здорово, славяне, – поздоровался Степан.
Тощий вышел из ступора и начал нереально медленно задирать ствол немецкого пулемета.
В следующую секунду Шестаков валился за ствол упавшей березы с истошным воплем:
– В Бога, душу мать!
Мозг еще сонно спрашивал: «Кто это? Что за дела?», - а рефлексы бросили Зотова под прикрытие огромной сосны. Упал не ловко, локоть обожгла резкая боль. Он запутался в ремне и резко потянул автомат. Карпинперекатом ушел в сторону и, почти не целясь,полоснул навскидку из ППШ. Тощий мужик развернулся, прошитый очередью, и рухнул в траву. Коротышка взвизгнул по-поросячьи и, петляя, бросился наутек. Пули хлестко забарабанили по стволам.
– На землю! – заорал Зотов растерявшемуся Кольке. Воробьев опомнился и зайцем стреканул за кусты. Позади оглушительно заработал «дягтерев» Егорыча, поливая лес свинцовым ливнем на весь магазин. Посыпались срезанные ветки рябин. Зотов справился с непослушным ремнем и нажал на спуск. МП-40 выплюнул короткую очередь и заклинил. Сука!
В ответ ударили сочные, винтовочные выстрелы. Пули ушли куда-то левее и выше. Зотов остервенело задергал затвор. Давай гадина! Автомат снова ожил.
Бой в лесу стремительный, нервный, непредсказуемый. Противника не видно, обойти могут с любой стороны. Если сразу не подавить огнем, будет худо. Поэтому Зотов просто палил в направлении противника. В зарослях замелькало, послышался треск сучьев, и он перенес огонь на движение. Не ясно, попал или нет. Да и не важно сейчас.
Шестаков почему молчит?
В этот момент Степан чуть приподнялся и широким взмахом бросил гранату. Немецкая колотушка описала дугу и улетела в кусты. Там заорали испуганно, смутные тени бросились на утек, тут же накрытые огнем двух автоматов и винтовки Капустина. Приглушенно хлопнуло, меж елок поползло облачко белого дыма. С пронзительным визгом разлетелись осколки.
– Сдавайсь, сволочье! – прокричал Шестаков. – Ща лимонку швырну, кишки на ветках развесите.
Зотов перестал стрелять и огляделся. Егорыч менял диск пулемета, сдавленно матерясь. Ноги Капустина торчали левее, Кольки не видно. Куда подевался, стервец? Место короткой схватки залила протяжная, опасная тишина. Неужто вражины умерли все? Высовываться из-за укрытия не хотелось. В таких случаях пуля в голову обычно и прилетает.
Карпин нацепил на ствол автомата пилотку и поочередно выставил приманку с обеих сторон дерева, украшенного свежим отщепом, сочащимся тягучей прозрачной смолой. Ничего не произошло. Заросли опустели.
– Утекли твари! – Шестаков перевернулся на спину и закурил. – Все, робяты, шабаш, кончай работу!
Зотов осторожно высунулся. Противная дрожь в руках потихонечку унялась. Никак от нее не избавиться. Врут господа рассказывающие, будто опытных вояк не колотит, дескать ко всему привыкают. Нихрена. Мелкое, надоедливое потрясывание, словно у паралитика. Бой длился от силы минуту. Противник, застигнутый врасплох, предпочел отступить, нарвавшись на жесткий отпор. Испугались, понеся потери и не зная с какими силами встретились. А тут всех сил шесть человек, включая сопливого пацана. Повезло. Второй раз за сегодняшний день.
– Все живы? – громко спросил Карпин, продолжая держать заросли под прицелом. Зотов успел сменить пустой магазин. Патроны, словно вода...
– Жив! Живой! – отозвались два голоса, Егорыча и Колькин, со странными, пискливыми нотками. От сердца чуть отлегло. Жив Воробей. Было бы погано потерять пацана.
– Я ранен! – простонал из кустов Капустин и засучил ногами. – Возможно даже убит!
Зотов ползком устремился к нему. Не хватало без радиста остаться. Капустин с побелевшим лицом лежал за старым, трухлявым пнем и испуганно таращился огромными, расширенными глазищами, правой рукой зажимая левое плечо. Сквозь пальцы струйкой пузырилась кровь.
– Товарищ Зотов…
– Тихо, – велел Зотов. – Показывай.
Капустин шумно сглотнул и убрал руку. Кровь хлынула упругим толчком. Ранений Зотов за жизнь навидался, в том числе и своих. Подключичная артерия не задета, иначе давно бы истек. Везучий. Он заглянул Капустину за спину. Ну точно, сквозное, пуля навылет прошла.
– Пакет перевязочный есть?
– Тут, – радист кивнул на нагрудный карман.
– Ты нахрена за пень спрятался? Прогнил весь, пулю не держит, – рассмеялся Зотов, разорвал гимнастерку и крепко прижал к черной ране ватно-марлевую подушечку. – Держись, герой.
Капустин застонал, лицо приняло землистый оттенок, задышал часто-часто и просипел:
– Я знал? Пень и пень, выбирать некогда было.
– Ну что там? – зычно позвал Карпин.
– В порядке! – отозвался Зотов. – Плечо прошило, жить будет! – и спросил у радиста, – Воробья видел?
– Нет, – Капустин косился на рану, видимо ожидая увидеть окровавленную культю вместо руки. Зашелестела трава, пригнувшись, перебежал Егорыч, оценил ситуацию, вытащил бинт и бесцеремонно подвинул Зотова.
– Отойдите, Виктор Палыч, санитар из вас аховый.
Зотов спорить не стал, уступил место и тихонечко крикнул:
– Колька! А Колька! Ты где, сукин сын?
В соседних кустах зашебуршало, словно кабан устраивался на лежку, хрустнули сухие ветки. Зотов осторожно поднялся, сделал три коротеньких шага, отодвинул стволом еловую лапу и обнаружил Воробья. Юнец забился в ямку, заполненную перепрелой, прошлогодней листвой.
– Отдыхаешь? – поинтересовался Зотов.
– С боку прикрываю, – пискнул Колька, повернув лицо с испуганными глазенками и ошметками прилипшей травы.
– Тоже дело. А чего
