с вами я вообще не разговаривала. Особенно после того, что вы обсуждали с моей дочерью!
Ирина покраснела примерно до свекольного цвета и была готова броситься прочь из комнаты, но что-то ее удерживало. Сыщик таращил на нее глаза, а потом принялся изучать узор волокон на досках на полу.
— Так кого же касаются эти условия, господин барон? Если речь идет обо мне!
— Графа Новикова, конечно же, — ответил я. — Вас в губернии всего двое, так что...
— И что он должен сделать? — все также злобно глядя на нас, спросила графиня.
— Перестать подходить для должности в Большом Совете, — в тон ей ответил я. — Но для этого надо предоставить веские доказательства, и не просто слова.
— Это наглость, конечно, — протянула Евлампия. — Очень смахивает на оскорбление... Однако... — она до этого момента стояла, а потом резко опустилась в кресло. — А нельзя ли... — принялась рассуждать она. — Нет, тут никто не поможет, конечно.
— Даже его собственный отказ от места не принимается. На его персоне настаивают.
— А что, он отказывался? — ухватилась за слова графиня. — Вы были у него?
— Мы виделись, — нехотя подтвердил я. — И он готов отказаться от должности в вашу пользу.
— Да что вы говорите! Какая доброта! Какая щедрость! Этот... гад явно что-то задумал. Просто так никто не отказывается от места в совете. А он готов отдать его мне... чтобы спровадить меня отсюда! И прибрать к рукам все, что осталось!
Графиня вскочила и принялась мерять гостиную шагами. Мы с сыщиком переглянулись, тогда как Ира, до сих пор красная от стыда, сидела напротив. Внезапно цокот каблуков стих и женщина остановилась.
— Решено! Я не намерена принимать никаких подачек из рук Новикова. Мне не нужно место в Совете, пока он здесь!
Сыщик тихо выматерился.
Глава 12. Улики и следы
— Нам надо переговорить наедине! — я принял решение срочно разрядить обстановку. Один из нас еще может выйти из себя, но, если это случится у обоих — беды не миновать.
— Да, — тут же подхватил сыщик.
Графиня не произнесла ни слова, и мы, выйдя в коридор, свернули в сторону кухни, отыскав ее по приятному аромату.
— Надо быть тактичнее, — сказал я скорее сам себе, чем сыщику, опершись на стол.
— Тактичнее, скажешь? Что она рот разевает, где ни попадя?
— Ты о чем? О девушке? Отстань от нее, видишь же, мать здесь всем рулит. Нам надо найти к ней подход и попасть в кабинет Ипполита.
— Подход, смешно, — сыщик похмыкал немного себе под нос. — Можно, конечно. Но после такого концерта у меня нет особого желания потакать ее желанием.
— И все же надо. У меня самого уже в голове каша. А надо бы ее устранить. Как-то все составить. Мэр невнятную позицию держит. И самое главное — нет никаких намеков даже на виновных во всем этом.
— Тогда пошли кланяться в ножки графине. И ты — в первую очередь. Ты ж дворянин, а не я.
— То есть, вся ответственность на мне? — прищурился я, но, подумав, прикинул, что так оно и есть. — Ладно. Идем, — добавил я, немного помедлив.
Похоже, что действительно оставался единственно здравый вариант — извиниться перед графиней максимально натурально, и получить разрешение попасть в комнату к Ипполиту. Главное — начать.
Женщина встретила нас молча. С ее дочери уже сошел румянец — хотя бы один признак прошедших минут, потому что никто из них не сдвинулся с места.
— Простите, не знаю вашего отчества, — стартовал я в долгом пути растапливания сердца дамы с хищным лицом.
— Константиновна, — ответила она. Не сквозь зубы, но все еще с очень слабой артикуляцией. Но тоже неплохой знак.
— Евлампия Константиновна, — я набрал в грудь побольше воздуха, — Меня не каждый день встречают с оружием на вокзале, не постоянно преследуют по гостиницам, и потому прошу меня понять. Мое поведение — лишь следствие всех этих недоразумений.
Графиня, прищурившись, искоса посмотрела на меня, но ничего не сказала. Я не рискнул садиться и продолжил говорить стоя, пока Быков переглядывался с дочерью графини.
— Поэтому я признаю, что мое поведение и многие слова были совсем неприятны для вас, а потому прошу принять мои извинения, — продолжил я, ощущая, что говорю с пустотой. — И за моего друга тоже. Что бы он не наговорил.
Я замолчал, но и Евлампия Константиновна тоже не открыла рта. Ира заговорила первой:
— Маман, — просяще обратилась она, но женщина, стоя к ней спиной, подняла ладонь, требуя молчания.
— Я думаю, — жестко ответила она. — Не мешай.
Отыгрывать роль виноватого пришлось до последнего — я так и не сел. Но, к счастью, думала графиня не слишком долго:
— Я вас понимаю, — сказала она наконец. — Понимаю и прощаю. Давление обстоятельств, вероятно слишком сильное для вас в таком возрасте. Вы карьерист, должно быть?
— Нет, я лишь делаю то, что просят.
— Хотя бы скромность в вас есть. Похвально. И все же то, что вы здесь натворили до сих пор оставило свой отпечаток. Да и общаться с вами непросто, — добавила она. — Но я надеюсь на то, что вы примете правильное решение.
— Для этого мне требуется больше информации, — кивнул я. — В городе все очень неоднозначно.
Я не стал вспоминать про неприятный эпизод с полицией, потому что надо было показать себя полностью раскаявшимся и заслужившим эти несчастные часы за решеткой. Будет ли случай про это вспомнить? Вряд ли.
За это я и не любил все политические игрища — а именно в такие я и попал. Мало того, что приходится наступать себе на горло, так еще и человека, который тебя раздражает или явно виновен, не призовешь к ответственности. Подавить внутреннего поборника справедливости оказалось нелегко.
— Не спорю, — графиня указала нам на стулья, чтобы мы наконец-то смогли сесть. — Наш городок хоть и мал, но грязи в нем предостаточно. И в первую очередь — от Новикова, — отрезала она.
Она явно хотела проверить мою реакцию на это. Я же изо всех сил старался сохранить нормальное выражение на лице.
— Думаю, вы согласитесь с тем, что мой брат
