скрипом «пожертвованный» одним из охранников, Саша отщелкнула дверцу на барабане и вытряхнула на ладонь один латунный цилиндрик. Под десятком внимательных взоров отошла в сторонку, пару раз слабо щелкнула курком, проверяя усилие спуска, и негромко пояснила:
— Первые три пристрелочные.
Плавно подняв руку, почти без паузы выжала спусковой крючок, затем повторила два раза, вогнав три свинцовых подарка в небольшую кочку перед бетонной плитой пулеуловителя. Звучно хмыкнула, и чуть ли не навскидку высадила остаток барабана — каждым выстрелом сшибая стоящие на ребре спичечные коробки.
— Спуск под себя подтачивали?
Принимая от девицы свое штатное оружие и сэкономленный патрон, «прикрепленный» едва заметно кивнул и отступил в сторону:
— Порадовала!.. Поди, и «Ворошиловского стрелка» имеешь?
— «Юного ворошиловского стрелка» первого класса, Пантелеймон Кондратич. Вторую степень взрослого только с пятнадцати лет выдают — но да, нормативы на него уже выполняю.
Закряхтев от удовольствия, «хозяин» БССР орлом глянул на свое окружение: видели, какие боевитые девчонки у него тут растут⁈..
— Ничего, таким красавицам можно и пораньше сдавать… Может, какие просьбы есть, или для подготовки к Первенству в Москве что-то надо? Вроде бы, у спортсменов кроме режима и питание какое-то особенное?.. Ты, Сашенька, не стесняйся, здесь все свои.
— Спасибо, Пантелеймон Кондратьевич, мне инструктора в ОСОАВИАХИМЕ помогают. Разве что…
Подшагнув ближе, юная красавица с полминуты что-то излагала на ухо благожелательно настроенному к ней первому секретарю республики — который, сначала едва заметно удивившись, в итоге согласно кивнул:
— Это можно. Будет тебе, хе-хе, дополнительным призом лично от меня.
Свита едва заметно переглянулась: одни сразу же подумали тем, что ниже пояса — и на эту же тему. А вот другие, которые мыслили верхней головой, неподдельно заинтересовались с виду простеньким вопросом: что же такого могла попросить у главного коммуниста Белоруссии бойкая красивая девица?
— Ну а как вообще живешь и учишься, Сашенька? Ты же из детдома? Как у тебя житье-бытье?..
— Да, Пантелеймон Кондратьевич. Как живу… Хм, вы знаете, я много конечно не знаю, но вот, к примеру — кормить нас в столовой стали заметно разнообразнее и вкуснее. Мяса стало больше, учебники и школьные принадлежности новые, обувь хорошая, ну и вообще… Даже на улицах как-то посветлей и праздничней стало в последние полтора-два года. Вам бы лучше с моей директрисой Галиной Ивановной об этом поговорить, она вас очень уважает, да и о детдоме знает куда больше моего.
— Да?
Довольно покивав, партийный и государственный деятель мазнул взглядом по двум женским фигурам и одной юной брюнетке, почтительно ожидающим в отдалении — и вновь едва заметно кивнул:
— Как-нибудь выкрою время, заеду к вам. Ну ладно, дела зовут: давай что ли прощаться, Сашенька! Порадовала ты меня сегодня…
От новых объятий и поцелуя в щеку уклониться не удалось, но Александра мужественно это перетерпела — раз уж специально притягивала к себе внимание этого на диво энергичного и вполне приятного в общении поклонника. Едва Пономаренко и его свита отдалились, как на замученную общением беляночку тут же налетела коршуном взволнованная директриса:
— Ну как⁈ О чем спрашивал? Что говорил?!?
Вздохнув и улыбнувшись, воспитанница резанула ей прямо в лицо всю правду-матку:
— Очень вас хвалил, и сказал, что при случае обязательно заедет в гости!
* * *
С победным завершением «Зимней войны» войны пошел на спад и гневный тон советской прессы: черные столбцы с перечислением погибших и покалеченных сменили более приятные списки награжденных орденами-медалями и заслуженными повышениями в чинах и званиях — и надо сказать, народу читать их нравилось гораздо больше. Потому как они вызывали у каждого читателя радость и гордость за защитников советского Отечества! На таком фоне граждане СССР довольно равнодушно встретили новости о том, что Германия стремительно захватила Данию и Норвегию: ну захватила и захватила, чего там. Если уж на то пошло, стрелять в Европе начали еще в сентябре прошлого года — когда Англия и Франция официально объявили войну Третьему рейху, за его наглое вторжение в Польшу. Правда, все боевые действия свелись к угрожающим заявлениям и демонстративным маневрам французских дивизий и английских военных кораблей, отчего к началу сорокового года ее уже в открытую именовали «странной войной». Предпочитая не вспоминать твердые гарантии союза и поддержки, которые англичане и французы давали «Гиене Европы» — и усердно плеваться ядом в сторону Москвы, заключившей пакт о ненападении с нацистской Германией. Какое низменное коварство! Правда, сами они сделали то же самое гораздо раньше Советской России, но «это другое» и вспоминать о подобном вслух было уже как-то даже и неприлично.
После начала советско-финской войны два титана европейской Гранд-политики, не смущаясь как бы уже идущей войной с нацистской Германией, начали заявлять о своем желании послать экспедиционный корпус тысяч этак в пятьдесят штыков, на помощь гибнущей финской демократии. Ну и о том, что неплохо было бы разбомбить все бакинские нефтепромыслы, чтобы танки РККА намертво встали без горючего. Но пока премьер-министр Чемберлен и президент Альбер-Франсуа Лебрен договорились создать соответствующую комиссию по выработке военных планов, Финская республика, чьи безвозвратные потери начали расти как снежный ком, предательски капитулировала.
Увы, но сдача на милость победителя не сопровождалась хоть какими-нибудь предварительными условиями, и была столь стремительной, что маршал Финляндии Карл Маннергейм едва успел застрелиться — ведь его выдача для справедливого суда была одним из поводов «Зимней войны». А вот если бы он промедлил, то имел бы все шансы свести близкое знакомство с виселицей как военный преступник, так что выбирая между быстрой смертью, и позорной… Покуда Лондон и Париж заваливали друг друга дипломатическими депешами и решали, что делать дальше, советские войска хлынули бурной волной, беря под контроль территорию маленькой, и уже совсем не гордой северной страны. Когда НКИД в лице товарища Молотова выкатил проигравшей стороне солидный список требований, в которые входила передача спорных территорий (с новыми «небольшими» дополнениями') и неприлично большая контрибуция — в Лиге Наций[1]по сему поводу случилась полноценная истерика, сменившаяся затем на что-то вроде ступора от такой неслыханной наглости. Но так как СССР из этой организации исключили еще в декабре прошлого года, то все ограничилось бурным словесным поносом с высоких трибун, и грозными обещаниями всенепременно наказать агрессора. Уж слишком быстро менялась политическая повестка в Европе: пока газеты обливали гневным презрением красного тирана Сталина и его кровавых палачей в форме РККА, законно избранный рейхсканцлер Третьего рейха Адольф Гитлер решил, что «странная война» подзатянулась и начал бомбардировки Британии — причем
