Конев сказал следующее:
«С чего началась Берлинская операция? Однажды нас, Жукова и меня, вызвали с фронтов к Сталину. Сталин встретил нас в своем кабинете, в руках у него была какая-то бумажка. Как оказалось, это была телеграмма нашего представителя при командовании союзников генерала И. А. Суслопарова[19]. В этой телеграмме наш представитель, не на основании слухов, а на основании ряда факторов, информации и встреч, бесед, на которые он ссылался, писал, что союзники поставили своей задачей взять Берлин раньше нас и предпринимают к этому реальные шаги.
Сталин, встретив нас с этой телеграммой в руках и ознакомив нас с нею, сразу поставил вопрос: “Так кто же будет брать Берлин, они или мы?”. Первым ответил я: “Мы, товарищ Сталин”. – “А как вы думаете это делать?”.
Вопрос задан был не случайно. К тому времени, когда происходил этот разговор, 1-й Украинский фронт имел по фронту около четырехсот километров и основную группировку на своем левом фланге и за своим левым флангом, если говорить о резервах. Потому что после того, как мы захватили Силезский промышленный узел, немцы стремились ударить именно в этом направлении, чтобы забрать Силезию обратно, а я считал, что то, что взято, должно быть взято накрепко, и соответственно сгруппировал силы, чтобы не допустить здесь никакого намека на отход.
Когда Сталин задал этот вопрос, я сказал: “Перегруппируемся, осуществим перегруппировку сил и пойдем к Берлину”.
Жуков отвечал после меня. Он сказал коротко, что к взятию Берлина готов. Его фронт к этому времени занимал примерно сто семьдесят километров, был очень густо насыщен войсками, техникой и был действительно готов к лобовому удару на Берлин.
Сталин сказал нам: “Подготовьте план операции, послезавтра доложите”. Мы там же, в Москве, в Генеральном штабе, подготовили план этой операции, доложили, он был утвержден. Причем когда речь пошла о разграничительной линии между фронтами, то здесь был один любопытный эпизод. Сталин, проводя разграничительную линию между фронтами, остановился на пункте Люббен, что в 60 км юго-восточнее Берлина.
Для нас, военных людей, для Жукова и для меня, хотя Сталин ничего не сказал, просто остановился и не провел разграничительную линию дальше, вглубь, все было понятно. Это означало, что разграничительная линия существует до определенного момента, а далее мы будем действовать, учитывая обстановку, то есть кто будет брать Берлин, не было предрешено. Заранее было ясно: цель – Берлин, а все дальнейшее зависело от действий фронтов и реальных возможностей развертывать наступление на Берлин.
Таким образом, тот вариант, который появился впоследствии в ряде военно-исторических сочинений об ударе одного фронта при поддержке другого фронта, не соответствует действительности. Задача наступления на Берлин поставлена была двум фронтам.
К этой задаче был привлечен и третий фронт, а именно 2-й Белорусский под командованием Рокоссовского. Но Рокоссовского в Москву тогда не вызывали, он приезжал в Ставку позже. В его задачу не входило непосредственное наступление на Берлин, но его фронт прямо участвовал в этой операции, поскольку он шел севернее обоих наших фронтов и обеспечивал наш удар с севера.
Такой характер задач был обусловлен еще и тем, что перед фронтом Рокоссовского было очень большое количество водных преград, которые нужно было форсировать, и всяческих других природных препятствий, что не могло не отразиться на темпе наступления. Да, чтобы не забыть: когда союзники планировали, что они раньше нас войдут в Берлин, у них даже было решено, кто именно войдет в Берлин. Эта роль предназначалась фельдмаршалу Монтгомери.
План был утвержден, и мы уехали готовить наступление.
Теперь насчет того, как происходило наступление, какие решения были приняты двумя командующими фронтами.
Я принял решение проводить длительную артиллерийскую подготовку. Подготовка эта шла два с половиной часа, действовало около двухсот – двухсот двадцати орудий на километр. Громадное количество артиллерии!
На участке прорыва перед нами была река Нейсе, надо было ее форсировать, а форсировать крупными соединениями реку трудно, это вызывает массу осложнений. Поэтому решили продлить ночь дымовой завесой, наступать на рассвете и нанести очень мощный длительный артиллерийский удар, поскольку это тоже вызывалось необходимостью, связанной с форсированием реки. Мы не могли быстро перебросить на ту сторону подвижные соединения, нужно было сначала навести переправы, обеспечить все это, а следовательно, противник на этом участке должен быть подавлен особенно сильным артиллерийским огнем и на большую глубину, которая обеспечила бы нам возможность переправиться и своевременно расширить там плацдармы. Таково было решение командующего 1-м Украинским фронтом.
Посмотрим теперь, что решил командующий 1-м Белорусским фронтом Жуков. Он принял решение дать мощную, но более короткую артиллерийскую подготовку, участвовало до трехсот и более стволов на километр фронта, решил провести ее ночью и наступать с прожекторами, ослепив противника. Таково было его решение. Как можно, учитывая историческую реальность, говорить о каком-то общем решении, об общем стиле операции? Можно говорить о совместных действиях двух фронтов, наступавших на Берлин, но говорить об общем стиле операции не приходится. Каждый решал на месте и по-своему, на своем фронте.
На 1-м Украинском прорыв был осуществлен войсками успешно, и продвижение шло в хороших темпах. Введенные в операцию танковые армии Рыбалко и Лелюшенко продвигались энергично, в темпе, их скорость колебалась между тридцатью и двадцатью километрами в день, доходила до пятидесяти и снижалась минимально до десяти в тот день, когда пришлось форсировать дополнительные естественные преграды.
Одновременно с этим на двух других направлениях: на Торгау, на соединение с американцами, наступала армия Жадова; в центре фронта и на левом фланге действовала еще одна вспомогательная группа войск, в том числе и польская армия под командованием К. Сверчевского.
На правом крыле фронта войска, наносившие главный удар, успешно продвигались, приближаясь к Берлину с юга.
Вот в это время и произошел тот поворот танковых армий на Берлин, о котором вы мне здесь задавали вопрос. Оценив обстановку, я позвонил Сталину и доложил, что располагаю возможностями повернуть две танковые армии севернее, на Берлин, и выйти к нему с юга.
Сталин был рад этому предложению, потому что к этому времени 1-й Белорусский фронт решающего успеха еще не имел. Дело в том, что, если разбираться, вышло так, что немцы в данном случае обманули Жукова.
Когда Жуков двинул войска после своей артподготовки с прожекторами, то выяснилось, что весь удар был нанесен по сути по усиленному боевому охранению. Немцы с передней линии основные свои силы отвели на Зееловские высоты, впереди оставили усиленное боевое охранение, оно, конечно, было сметено нашим ударом сразу же, но когда вслед за этим, разгромив это боевое охранение, Жуков подошел к Зееловским высотам, то вынужден был остановиться и ломать, по существу, оборону второй раз.
