— Подождите! — кричит Равинель и достает из бумажника визитную карточку. — Оставлю на всякий случай.
— Как вам угодно.
Старик кладет ее наискосок в ячейку. Номер девятнадцатый.
Равинель уходит и тут же заворачивает в соседнее кафе. Во рту у него пересохло. Он садится в уголке.
— Коньяку!
Неужели это она? Неужели старик уверен в ее существовании? И никакого багажа, даже чемоданчика. «Думаешь, ее нет, а она у себя. Думаешь, она у себя, а она ушла». Вот именно. Знал бы он, бедный старикан, какую постоялицу приютил под своей крышей!.. Может, надо бы поговорить с его женой — единственным человеком, который беседовал с женщиной в пальто с меховой опушкой. Но хозяйки не оказалось на месте. И опять целый ряд свидетельств, вроде бы бесспорных, на поверку теряет свою силу.
Швырнув на стол деньги, Равинель бросается на улицу. Сырой туман облизывает ему лицо, туман, пахнущий сажей, рекой и чем-то прогорклым. Равинель делает шаг вперед… второй… третий… В вестибюле гостиницы никого. Он толкает дверь, и она бесшумно прикрывается сама по себе. Ключ все еще висит под медным номером, его визитная карточка тоже лежит на том же месте. Затаив дыхание, он на цыпочках подбирается к доске и бесшумно снимает ключ с медной пластинки. Девятнадцатый номер, должно быть, на третьем или четвертом этаже. Дорожка на лестнице протерта до дыр, но ступеньки не скрипят. Какой-то странный, уснувший отель! Вот площадка второго этажа. Черная бездна. Равинель достает зажигалку, щелкает ею и держит в вытянутой руке. Коричневый ковер уходит в глубь полутемного коридора. Вероятно, с каждой стороны расположено по четыре-пять номеров. Равинель медленно поднимается выше. Время от времени он свешивается через перила и видит внизу в отвратительном тусклом свете нечто, напоминающее контурами мотоцикл. Мирей знала, что делает, когда подыскивала себе убежище. Но разве она искала убежище? Зачем оно ей?
Площадка третьего этажа. Зажигалка освещает номера комнат. Пятнадцать… семнадцать… девятнадцать… Он гасит зажигалку, прислушивается. Где-то спустили воду. Войти или нет? А вдруг он увидит на постели мокрый труп? Нет! К черту такие мысли!.. Равинель старается отвлечься, сосредоточить все внимание на каком-нибудь пустяке. Его бьет озноб. Должно быть, из комнаты слышно, как он здесь копается.
Он опять щелкает зажигалкой, отыскивает замочную скважину. За дверью — ни звука. Что за идиотский, непонятный страх? Ведь ему нечего бояться. Теперь Мирей — его друг. Повернув ключ, он проскальзывает в комнату.
Номер мрачный, пустой. Собрав все силы, он подходит к окну, задергивает занавески и зажигает люстру. Неприятный желтый свет тускло освещает железную кровать, стол, покрытый скатертью в пятнах, крашеный шкаф, старое кресло. И все же что-то выдает присутствие Мирей. Ее духи. Ошибка невозможна. Равинель принюхивается. Ну конечно же это ее духи. Запах то едва ощутим, то бьет прямо в нос. Дешевые духи «Коти». Ими душатся многие. Совпадение? Ну а расческа на туалетном столике?
Равинель держит ее в руках, подкидывает на ладонях. Что, и это тоже совпадение? Он сам купил ее в Нанте, в магазине на улице Фосс. Последний зубец сломан. Точно такой не найдешь во всем Париже. И золотистые волосы, закрутившиеся вокруг ручки! И эта крышечка от коробки биоксина, которая послужила пепельницей для окурка «Хай лайф». А Мирей всегда курит «Хай лайф». Ей нравятся не сигареты, а название. О господи! Равинель садится на кровать. Он готов расплакаться, зарыдать, уткнувшись в подушку, как в детстве, когда не мог ответить на каверзный вопрос отца. И сегодня он тоже не находит ответа. Поглядывая на расческу и на золотистые волосы, он чуть слышно шепчет:
— Мирей… Мирей…
Ах, эти волосы. И он снова представляет себе волосы, но уже другие… те, что потемнели от воды и пристали ко лбу. И вот остались только расческа и сигарета со следами губной помады. Надо расшифровать этот знак и понять, чего же хочет Мирей.
Он встает, открывает шкаф, выдвигает ящики. Пусто. Кладет расческу в карман. В первое время после женитьбы, случалось, он по утрам расчесывал Мирей волосы. Как он любил эти волосы, распущенные по ее голым плечам! Иногда он зарывался в них лицом, вдыхая запах скошенной травы, возделанной земли. Да-да, это знак. Мирей не пожелала оставить расческу дома и принесла ее в эту ничейную комнату, чтобы напомнить ему о времени их любви. Ясно как божий день. Ему остается идти и дальше по скорбному пути, чтобы воссоединиться с ней. Недаром в записке она назначала ему свидание: «Непременно вернусь домой сегодня вечером или ночью».
Отныне сомнений быть не может. Он увидит Мирей. Она явится ему. Посвящение в тайну почти что состоялось. Воссоединение назначено на сегодня. Равинеля то трясет как в лихорадке, то он вдруг успокаивается. Он подносит к губам сигарету. Он не желает знать, чьи губы уже касались этой сигареты, и, зажав ее в зубах, с трудом подавляет подступающую к горлу тошноту. Мирей часто для него прикуривала. Он высекает из зажигалки пламя и проглатывает первый клуб дыма. Он приготовился ко всему. Последний взгляд на комнату, где он только что принял решение, которое пока не осмеливается для себя сформулировать.
Он выходит, поворачивает ключ и видит в глубине коридора две фосфоресцирующие точки. Несколько минут назад он бы просто упал в обморок, ведь его нервы на пределе. Но теперь он смело идет навстречу этим двум точкам и наконец видит черного кота, сидящего на площадке. Кот забегает вперед, оборачивается, и на какой-то миг две бледные луны повисают в воздухе. Равинель даже и не пытается приглушить грохот своих шагов. Когда он спускается на первый этаж, кот издает одно-единственное, но душераздирающее «мяу». На пороге кухни вырастает старик.
— Ее там нет? — бормочет он как ни в чем не бывало.
— Нет, — отвечает Равинель, вешая ключ на место.
— Я же вас предупреждал, — продолжает старик. — Думаешь, ее нет, а она там… Что, она ваша жена?
— Да, — кивает Равинель. — Моя жена.
Старик трясет головой как бы в знак того, что он все предвидел, и бормочет себе под нос:
— С женщинами нужно иметь терпение.
И исчезает вместе с котом.
Равинель уже перестал удивляться. Он отдает себе полный отчет в том, что именно сейчас проник в мир, неподвластный физическим законам. Он выходит из гостиницы. Сердце колотится так, будто он выпил несколько чашек крепкого кофе. Туман стал еще гуще. Промозглый холод пронизывает до костей. Туман ему не враг… Хорошо бы наполниться им, раствориться в нем, слиться с ним. Еще один знак! Туман начался в Нанте как раз в тот вечер… И служит ему защитным барьером. Нужно только постичь смысл окружающего!
Равинель отыскивает свою машину. Надо мигом домчаться до Ангиана. Хилый свет передних фар расстилается по шоссе. Сейчас начало шестого.
Безмятежное возвращение. Равинель испытывает чувство избавления не от тяжести, а от скуки, туманом обволакивающей всю его прошлую жизнь.
Дурацкая работа, немыслимая жизнь — от клиента к клиенту. От аперитива к аперитиву. Он вспоминает Люсьену. Она маячит перед ним в тумане. Это ведь она помогла ему постичь правду его жизни. Впрочем, он и без Люсьены пусть не скоро, но понял бы ее.
