Люсьена откидывает простыни. Игла пронзает кожу, щиплет… Простыни снова на месте. Они пахнут свежестью, и Мирей вспоминает ванну, куда ей пришлось окунуться в первый раз, когда Фернан думал, что она уснула. И потом, во второй раз, когда Фернан думал, что она утонула, давно утонула. Ей вдруг вспомнилось все до мельчайших подробностей. Она тогда вся напряглась, как струна. Ужасно боялась… боялась, что он заметит в ней признаки жизни. Но Люсьена приготовила брезент… Фернан увидел лишь тело, с которого стекала вода и которое надо было поскорее завернуть. Самое ужасное началось чуть позже… холод, судороги и этот ручей возле прачечной. Сердце заходится, вода заливает в ноздри… А едва Фернан отошел, надо было исполнять все указания Люсьены — тотчас же, не откладывая…
Мирей клянется себе, что будет во всем слушаться Люсьену. Она уже испытывает блаженное чувство безопасности. Ей кажется, что лоб у нее горит уже меньше. Да, надо было во всем слушаться Люсьену! Люсьена всегда знает, что нужно делать. Не она ли с поразительной точностью предусмотрела все реакции Фернана? Он не сможет задержаться в ванной комнате. Не сможет разглядывать умершую жену… Не сможет разгадать тайну, как бы ни ломал себе голову… Люсьена следила за всем и в любую минуту готова была вмешаться, не полагаясь на судьбу. Даже если бы Фернан все-таки раскрыл их замысел… Чем они рисковали? Убивал-то он: Люсьена и сейчас за всем следит. Она склоняется над кроватью. Мирей закрывает глаза. Ей хорошо. Прости, Люсьена, что я тебя ослушалась… Прости, Люсьена, что я без твоего разрешения навестила брата, рискуя все испортить. Прости, что я иногда в тебе сомневалась. Ах, знать бы наверняка, действуешь ты из любви или из корысти.
— Молчи! — шепчет Люсьена.
Выходит, Люсьена все угадывает… даже самые затаенные мысли. Или это она громко разговаривала во сне?
Мирей снова открывает глаза и видит совсем радом склонившееся к ней смущенное лицо Люсьены. Нужно взять себя в руки! Ведь она забыла о главном… Ее миссия еще не закончена. Ухватившись за простыни, она приподнимается.
— Люсьена… я навела полный порядок в столовой, на кухне… Никто не заподозрит, что…
— А где записки, в которых ты объявляешь ему о своем возвращении?
— Я вытащила их у него из карманов.
Люсьена никогда не узнает, чего все это стоило Мирей. Повсюду кровь! Бедный Фернан!
Люсьена кладет ладонь на лоб Мирей.
— Спи… Не думай больше о нем… Он был обречен. К этому все шло. Он был не жилец на этом свете.
Как она уверена в себе! Мирей мечется на постели. Ее еще что-то мучит… Какая-то ускользающая мысль… Она засыпает, но в момент просветления успевает подумать: «Но ведь он ничего не подозревал! Он и думать забыл о первом страховом полисе, по которому все деньги отписывались мне!.. Ведь он подписал его только для того, чтоб натолкнуть меня на мысль подписать другой…» Веки ее снова слипаются. Дыхание становится ровнее. Люсьена никогда не узнает, как близка была она к угрызениям совести.
…Теперь светит солнце. После многих часов беспамятства жизнь начинается снова. Мирей поворачивает голову направо, потом налево. Она ужасно устала, но улыбается, увидев в саду большую пальму, обросшую черной куделью. По занавескам бегают тени. Листья пальмы тихо шелестят, навевая мысли о несказанной роскоши. Мирей навсегда забыла о вчерашних тревогах. Она богата. Они богаты. Два миллиона! Страховая компания ни к чему не сможет придраться. Ведь двухгодичный срок, предусмотренный на случай самоубийства, истек. Все строго по закону. Остается только выздороветь.
В голове Мирей вертится все та же фраза: «Невесело иметь жену, прикованную к постели». Щеки у нее чуть порозовели. Никому не весело… Но болезнь ненадолго прикует ее к постели. Люсьена знает верные лекарства. На то она и врач. Ей вспоминаются набережная Фосс и Фернан, берущийся за графин… «Невесело иметь жену, прикованную к постели». На тумбочке стоит графин. Мирей разглядывает его. Графин лучится разноцветными огнями, как те хрустальные шары, по которым ясновидцы читают будущее. Мирей не умеет читать будущее, она дрожит и, когда дверь отворяется, отводит глаза в сторону, словно ее поймали с поличным.
— Здравствуй, Мирей… Хорошо спала?
Люсьена одета в черное. Она улыбается, подходит к кровати своей чеканной мужской походкой. Берет Мирей за руку.
— Чем я больна? — шепотом спрашивает Мирей.
Люсьена всматривается в ее лицо, словно раздумывая, сможет ли она выжить. И не отвечает.
— Это серьезно?
Под пальцами, охватившими запястье, пульсирует артерия.
— Это надолго, — наконец вздыхает Люсьена.
— Что со мной, скажи мне?
— Помолчи.
Люсьена берет графин, уносит его, чтобы набрать свежей воды. Мирей приподнимается на локтях, вытягивает шею и не сводит глаз с полуприкрытой двери, разглядывая светлые обои в прихожей. Она прислушивается к каждому движению Люсьены. Вот забормотала вода в раковине, весело зажурчала в хрустальном графине, потом вдруг зашипела, добравшись до узкого горлышка. Мирей неестественно смеется и, закашлявшись, кричит:
— Все-таки мне приходилось чертовски тебе доверять! Ведь у тебя же был выбор до самого последнего момента…
Люсьена закрывает кран, не спеша обтирает графин и едва слышно цедит сквозь зубы:
— А ты думаешь, я не колебалась?
