свет приобрел холодную липкость, вызывающую раздражение. Вскоре возник великий миф о благословенной норе. Там хорошо – говорили те, кто всегда молчал и отмалчивался. Нет, там еще лучше – дрожа и стуча зубами, блеяли вторые и после третьи в страхе шептали – Да что вам знать о той норе, если вам не вползти в ее сокровенное нутро.
Страшный упадок поглотил нас и наше небо. Возникло преддверие великого начала, когда гранит проронил первые ненужные слезы тоски, когда кремневые люди отреклись высекать искры и оцепенели, это было начало.
Бег, который всегда сопутствовал нам перешел в ступор и огни городов с шипением гасли, там возникали перебои и множилась тишина, в которой гниение можно было расслышать. Вороны перестали кружить и крысы отказались жить, как прежде. Они не пожелали покидать свои странные корабли, состоящие из непотопляемых идей. Страшен был укоренившийся упадок, можно сказать штиль.
Странное время без теплой одежды и далеких звезд, ты можешь думать предчувствием смерти, но, после спохватившись, осознаешь природу самообмана. Вот город, который бежал обреченным, но живым последние тысячи лет, он гудел, шумел, просил о помощи просто визжал в исступлении, но стих последний гул проехавшего автомобиля и все. Тишина, о ней слагали легенды, и вот она пришла кладбищенской идиллией сумерек, более ничего. Все пустая серость тусклые цвета, остывшие инертные существа кругом.
Радость померкла в бледные тона, перестала существовать в отсутствующей природе и среде обитания, утерялся смысл или отсутствие оного, теперь трудно разобрать куда идти. Город умер, легко безболезненно, отойдя в небытие. Люди покорно заменили себя пятнами безликости и согласились молча с этим. Я думал, будут править дворовые псы разбойники, но и они предательски отнеслись к костям, которые с удовольствие грызли.
Мы встречали осень золотую, наполняя кубки вересковым элем, и пришел этот упадок. Смех девичий смолк в ту же секунду, я обернулся и увидел, что за плечами никого нет, ни праха, ни пепла, только безграничное уныние зеркальной поверхности заполненное монохромом.
Листва перестала быть золотой. Даль, которую обозревал, превратилась в кусок серости под ногами. Вода замерла, загустела и после огрубела, в ней пропало жизнестойкое содержание. Где войска? Где президенты? Где власть? Где все остальные? Где я сейчас? Твое спасение в норе, ищи ее не медли, иначе страшный упадок вырастет в тебе, угаснут жизни последние искры, и высохнет эль.
Люди, жившие с надеждой на надежды, обнаружили в себе настойчивые вопросы и отсутствие убеждений. Комфортабельный мир устоев, основ и закона просто рухнул, под завалами продолжали звучать голоса, но это были безумцы.
Любовь усохла в тень сумеречную и более никого не привлекала, в мире призраков она сделалась обыкновенной талой водой лужи, через миг ее коснулось время. Любовь превратилась в ртуть.
Вера осталась, а люди ушли, забыв в одночасье все слова из присяги. Страшный суд не коснулся бесконечных пустот внутреннего космоса человека. Вакуум альфы, безликость омеги, бытие испарилось, осталась пустыня и ядовитая ртуть.
Упадок воцарившийся кругом, повсеместно был иным и мысли обращаются в талую воду, исчезают в дрожащих лужах, зыбкой реальности глухой и немой. Безликие люди, лишившись стадного родства, исчезают поодиночке в пустоте бессердечной, дабы в сумерках тамошних суку душу разыскать.
Ожидать уходящее время без видимой глазом причины, неизвестное счастье из безымянного царства, многое исчезнет вслед за ушедшей волной. Останется ровная гладь равнодушного ко всему океана, он убаюкает всех голодных чудовищ, вздрогнет и замрет.
Штиль, пришедший вслед за страшным упадком и человек, который говорит, что это нас проверяют. Убедительно звучит, я бы даже поверил ему на слово, но мы исчезли как вид. Благословенная середина, о которой втайне мечтали, она осязаема, она пришла, воцарился ужасный порядок, и более нет места иному, что было, казалось не зыблемым.
Теперь есть реальность без изъянов, действительность которую не склонишь и не подчинишь, тем паче не сотворишь. Кошмар исчез в бессоннице глаз лишившихся век, демон утратил власть прийти в дом твой, враг забыл недруга своего, грех остался в преломлении света, которого нет. Страшен этот упадок, вот что я вижу и уже не смогу пережить.
Закружил устало пепел, после ставший слезами дождя без капели, так исчезла луна, я забыл в ту же минуту ее призрачный свет в белом цвету майских деревьев. Растаял аромат времен года, все по нулям, в легких сипло насвистывал безвкусный воздух из безликой среды.
Тьма и мрак не явили себя новому миру, оставили без боя свои бастионы, уйдя глубокими дренажами в пещеры, и залили входы оловом. Все, полное начало без последствий и ждать более незачем, да и кого? Страшен этот упадок, он без эмоций и полон разумных ответов, а усомниться более не кому.
Ворон кружит в сером небе и высматривает добычу свою, он темен как мрак ночи и тень его скользит по брошенной земле одиночеством и тоскою.
Множество дней утеряло свой вкус и ночи уподобились тишине склепа, где прежнее время, когда была возможность грешить?
Начало и предвестник полны утрат, что останется и будет после? Человек ли я сейчас или бестелесный фантом, как сейчас быть? Незачем бороться, незачем грешить. Жестокость и ярость лишены своей изначальной природы. Отсутствует вектор направленности или утеряна цель, умерщвлена мечта, надежде здесь нет места.
Когда в глотке зреет пространство для крика, а после на потом ты совершаешь прыжок, твоя смелость, претерпевая нехитрую метаморфозу, становится плетеной фигуркой существа разбитого параличом. Вот он упадок в выражении твоих обделенных глаз, ты один и без поводыря пробуешь мысленно роль воина, затем наступит время правды и откровений.
Упадок затмевает все это, он вездесущ и присутствие его постоянно. Были беглецы и еще придут, явятся бунтари снедаемые борческим гневом, дабы исчезнуть в мире осколков и руин, сойдут камнями на дно бездны в штиль.
Штиль. Воздух без ветра просто душная вонь комнатенки в крошечной коморке, заткнутой в пыльную щель у замочной скважины, только представь насколько мелко данное пространство теперь вообрази людей способных обнаружить в этом особую реальность. Как серость взглядов заползает в глубинность неба, как вянут звезды, планеты усыхают, пыль слов пустых кругом парит, в которой искры противленья затухают. Покорный сон нас ждет.
Страшны эти затухающие гиганты из мизера мысли и воображения лишенного цвета красок мира. Они подобны пауку, страшны, прожорливы, ткачи мелких паутин после поедания едва обозначившейся души, они порождают упадок, они убеждены, что иначе
