Книга Одиннадцать камней - Кэтрин Бат

Каро еще не родилась, жена лорда была жива. Она запретила сыну играть со мной на дереве, и я лазил по этому буку уже один. Потом у меня тут были тренировки со Старлотом, видишь вон те листья? — я подняла голову, и увидела, что часть листвы удивительно-синего цвета. — Это я случайно перепутал формулу. Я должен был превратить осенние листья в птиц, чтобы те улетели, но вместо этого подпалил ветку каким-то неизвестным мне заклинанием. Теперь эти листья синие круглый год, даже зимой не опадают. Если они и умрут, то только с этим деревом.

— Правда? — ахнула я. — Превратить листья в птиц? Это же невероятно сложно заклинание! Я даже не могу представить, у кого сейчас хватит магии на такое! — вырвалось у меня. Эшер улыбнулся, слегка смутившись, но совсем немного.

— Да, сложное. И я с ним не справился, закономерно. Не знаю, что хотел мой наставник. У меня получилось только единожды превратить лист в белого голубя, но тот был уже мертвым, — Эшер грустно склонил голову. — Старлот сказал, что я допустил большую ошибку — превращал уже сорванный с дерева лист. Птице неоткуда было брать жизненную силу, вот она и умерла.

— Это очень грустно, — выдохнула я, не зная, что еще сказать.

— С тех пор я больше не пытался провернуть это снова, — задумчиво сказал Эшер, судя по его остекленевшим глазам, мыслями он был далеко отсюда. Я прикусила губу, жалея о том, что не могу утешить его своим красноречием.

Эшер вдруг посмотрел на меня, улыбнулся, и протянул руку к моим волосам. Я замерла, ожидая продолжения. Как-то необычайно резко наш разговор перетек о разговорах об листьях и птицах к… к чему? Что будет дальше? Знал это только Эшер, и мне оставалось только ожидать дальнейших развитий событий.

— У тебя в волосах лист, — он раскрыл ладонь, и в ней оказался синий лист. Я очаровано наблюдала за результатом союзы природы и магии. Казалось, что внутри листа слабо пульсирует какой-то свет, но он гас прямо на глазах. Я взяла листик и осторожно сжала его между пальцев. Даже на ощупь этот лист не был обычным. Мягкий, как шелк.

— Ты же говорил, что эти листья держаться на ветви круглый год и никогда не умирают, — я подняла очарованный и непонимающий взгляд на Эшера. Он следил за мной, не отрывая взгляд, и его лицо было почти непроницаемым. Кажется, он чувствовал то же, что и я.

— Знаю, эти листья никогда не опадают, — кивнул Эшер, — по крайней мере, без веской причины.

— И какая же веская причина сегодня? — не понимала я. Эшер оказался так близко ко мне, что я начинала догадываться, что это за причина. Еще чуть-чуть, и я смогу его поцеловать, если у меня хватит смелости.

Но вдруг лист обжег мою руку, и я вскрикнула, глядя на ладонь.

— Что случилось? — тут же спросил Эшер, видимо совсем не ожидая, что лист может причинить боль.

«Лист ревнует» — сразу же подумалось мне, и я была несказанно удивлена этому выводу, который пришел мне в голову. Что? С чего этому листу ревновать? Это звучит глупо!

— Ничего, просто лист обжег меня, — сказала я смутившись, понимая, что ничего глупее еще не говорила. Я посмотрела на кожу. На пальцах остался небольшой ожог, который моментально испарился.

— Обжег? — Эшер тоже был сильно удивлен такому поведению листьев. Он вдруг взял мои пальцы в свои руки и внимательно посмотрел, отыскивая в них следы ожога, но их уже не было. — Что ж, я много не знаю об этих листьях…

Он поднял глаза, и наши глаза встретились. Эшер явно хотел что-то добавить, но затем отпустил мои руки и посмотрел на солнце.

— Нам пора в город. Мы не можем сидеть под этим деревом всю вечность.

Не можем, а жаль. Я кивнула. А вот это дерево с его листьями может жить вечно, я бы не удивилась.

Мы легко нашли дом Робина. Жилье стояло в самом конце улицы, было одноэтажным и не выглядело основательно. Скорее всего, развалится к зиме, если его срочно не начать чинить. Этим, кажется, и занимался мужчина средних лет, часть волос которого захватила седина. Он пилил дерево в своем дворе, и я читала на его лице такое упорство, словно он не дерево хочет распилить, а открыть сразу три закона природы. Я прикусила губы, понимая, что этот мужчина действительно пытается сделать. Убежать от своих мыслей о жене. От тех надежд, что подарил ему камень, и боли, которая пришла в итоге.

— Доброе утро! Вы Робин? — позвал Эшер слишком бодрым голосом. Таким бодрым, что любой порядочный вдовец оскорбится до глубины души.

Робин даже не поднял голову. Продолжал сосредоточено пилить дерево.

— Кхм. Извините, что беспокоим вас, — Эшер пытался понять, с какой стороны лучше подъехать к этому мужику. — Но это дело графского значения, Винсент наградит вас, если вы поможете нам.

Мужчина поднял глаза, холодные как сталь. Я съежилась. Ничего хорошего он сейчас не скажет.

— Лорд Винсент? — хмыкнул он, а затем продолжил пилить дерево. — Сидит там в своем замке, и ничем не может помочь! Я приходил к вашему замку, просил денег на лекарство для жены. И что? Меня послали оттуда чуть ли не пинком, — Робин сплюнул. — Так что я лучше и дальше буду хрен да репу жрать, чем помогу этому павлину.

Внутри меня все съежилось. Было безумно жаль этого мужчину. Да, он прав, до него и его жены никому не было дела, а теперь приходят два человека лорда и просят помощи. Однако Эшер более ревниво относился к чести своего лорда, который заменил ему родителя, поэтому запылал яростью, хорошо хоть не той, что вчера, когда принял зелье.

— Как ты смеешь так говорить о лорде Винсенте! Он делает очень многое для города!

— Как я смею? — засмеялся мужчина. — Да, ты прав, малец. Я ничего не смею. Только обязан. Платить налог на гроб, налог на кусок кладбищенской земли, налог на дом, на воду, на ваш гребанный замок. Спасибо, что за свое дерьмо налог платить не приходится пока!

Эшер было дернулся к ограде, отделяющей нас от мужика, но я положила руку ему на плечо и легонько сжала.

— Все хорошо Эшер. Давай я попробую с ним поговорить, — сказала я.

— Тебе вообще лучше не слышать, что говорит этот грубый человек, — покачал головой Эшер, не собираясь сдаваться. Такие разговоры, чаще всего, заканчиваются дракой.

— Я не фиалка, и не загнусь, услышав ругательство, — хмыкнула я, а затем улыбнулась. — Все будет хорошо,