на третий переставал агукать и вырубался, Свет... — Снова посмотрел, напев строчку из куплета. — Довольно быстро всё рассыпалось, она не из тех, кто будет что-то терпеть ради призрачной иллюзии.
— И ты тоже?
Кивнул, утопив в своих омутах. Арбенина продолжает петь...
— Было тяжело?
"И убедительно в роли себя
Для других существую."
Пожал плечами, распрямив ноги, погладив колени своими длинными, что ещё недавно меня касались.
— Я не хочу больше ничего, что напоминало бы о чем-то серьёзном, мне хватает ответственности за сына, а брак и отношения на дальняк — это всегда монотонная работа, зачем мне она? Это моя суть, Свет, я говорил.
Давлю внеочередной ком где-то в области сердца.
— Что насчёт тебя? Поговори со мной откровенно, я устал за тебя волноваться. Ты же взрослая девочка, откуда эти глазки недолюбленного щенка? У Нины ясно, а ты? Вся такая сильная и колкая, что аж тошно.
Отлично, теперь я ещё и собака.
— Рашевский, слушай, а не пойти ли тебе...
— Уже ходил, не переживай. — Протягивает бутылку. — Будешь?
Отказываюсь.
— Ну и зря. Так что: разлюбила мужа или пошёл налево?
Мотаю головой, наконец поняв весь абсурд ситуации, любуясь рыжеющим небом.
— Не-е-ет, всё ещё глупее..
— Это как это?
Улыбнулась, отгоняя желание посмотреть на него.
— Никогда не любила.
Предвестником
Света-Конфета
Он прищурился и даже закусил губу в явно коварной улыбке.
— Рашевский, слушай, не надумывай себе. Сейчас это была секундная слабость, я уже пожалела об этом...
— Нет, ты серьёзно? Никогда его не любила? Даже самую малость? Влюбленность, симпатия...
Фыркнула, поёжившись.
— Ха, а я-то думал...
— Только попробуй всё опошлить!
Ухмыльнулся.
— И что ты мне сделаешь? Чем припугнешь?
И так глупо себя чувствую, что хоть он тресни... Но, к счастью, снова переключился на созерцание прекрасного и даже перестал ухмыляться.
— А у нас с тобой есть что-то общее..
Закапываю ответ "Ты только заметил?", меняя его на:
— К чему ты это?
Не отвечает, снова уходя, куда не просили.
— Тогда зачем выходила за него? Слушай, не поверю, что та Мэри Поппинс смогла бы заглушить свои шовинистические наклонности и выйти за деньги... А, погоди, какое может быть бабло у простого препода, да?
Ему смешно, я поняла. Встаю, одергивая подол с бёдер.
— Нет, — Резко хватает за руку. — подожди, я просто хочу понять...
— Не надо меня понимать, Артём! Терпеть этого не могу.
Пытаюсь отдернуть, но ещё больше злюсь, когда ничего не получается.
— Сядь обратно, даже если не хочешь. Перестань фыркать, Свет. Учили, что в жизни надо иногда прогибаться? Это тот самый случай.
— Да ради чего? Под твою прихоть?
Улыбнулся.
— Просто так.
Повторила попытку вырвать свою конечность, попыталась расцепить его пальцы. Он в ответ же сцепил их ещё крепче и снова отвернулся к небу, словно ничего не происходит.
— Если хочешь, можешь дальше стоять.
Цокнула, присев обратно.
— Отпусти.
— Чтоб сбежала? Я вроде не дурак...
— Я бы поспорила.
— Светлан, не дразни тигра...
— Кто тут тигр!? Максимум — кошечка.
Обернулся...
— "Кошечка"?
И если играть, то уж до конца, не робея от его губ, растянувшихся в ничего хорошего не предвещающей улыбке.
Поэтому я всё равно ро-о-о-обко кива-а-аю, понимая, что время опять затормозило, как в первую нашу встречу.
— Так, этого ещё не хватало... Отпусти.
Резко расцепляет руку, показывая ладонь. Потираю покрасневшее запястье, всматриваясь в капилляры, очертившие его пальцы.
Он отпивает глоток, закручивает вновь крышку, позволяя мне перевести дух и подумать, как отсюда добираться... расслабиться.
Только зря. Ибо ровно в ту секунду, когда бутылка коснулась гудрона, он дернулся ко мне, вдавив мои плечи в землю. Кивнул, пока я хлопала глазами и вспоминала, как там рыбы дышат... А ничего тут облака сегодня, красивые.
— Ты в кого такой дерзкий, Артём? — Ворчу, упираясь ладонями в его грудь, пока он проводит дыханием по ключице, от чего становится жутко и тут же смешно. — И вообще, дай встать...
— "Кошечка"...
— Артё-ё-ём, — Порывисто выдыхаю, меняя тактику, пытаясь сползти куда-нибудь с его куртки. — Сам будешь платье Нине покупать, если не отстираю.
— "Ко́ше-чка".
Упираюсь в его запястья, что не дают спасаться дальше. И, пожалуй, зря старалась. Поровняться с его губами — не самая лучшая моя идея, особенно чувствовать его дыхание и всматриваться в маленький шрамик на переносице. Ломал? Когда? Было больно?
Да и глаза его блестят надо мной чернью, так что всё это зря... Зачем я вообще эту жизнь прожила?
Он выжидает, скользя по моим чертам взглядом. Словно невидимым жестом касается глаз, носа, губ, скул.
— Что? Извиниться? Достоинство задела?
— Нет, я просто тебя изучаю.
Здравствуйте, приплыли, взаимно... Подбираю подбородок, не думая, как глупо и непрезентабельно выгляжу. Коса давно расплелась, позволяя ему зарываться в ней, слегка натягивая пряди, что раз от разу приходится прикусить губу.
— Артём Игнатьевич, я не ваш pocketbook [карманная книжка], нечего меня тут... — Осеклась. — оставьте это для кого-нибудь...
Куда девается моя речь, стоит только оказаться так близко?
— Сама виновата, нечего взрослого мужика котёнком называть.
— Кошечкой. Я говорю, кому-нибудь ещё...
Затаила дыхание, от того, как нежно он слегка коснулся губами кончика носа, посмотрев в глаза своим бархатом.
— Какая ты ревнивая всё же, одно что — пай-девочка. Я прав, к Алине тогда ревновала?
Простонала, не понимая, как вообще угораздило здесь оказаться.
— Серьёзно? Я не замечал...
— Я в курсе, отпусти.
— Не заметила? Уже минуту тебя не держу. — Дернулась. — Так, допу-у-устим... — Резко отстранился. — Тебя отвезти? Да, точно... В общем, мне надо подумать.
Соскочил, протянув руку.
И я смотрю на него, не понимая, почему я так глупо провоцирую и сама попадаюсь. И что? Светка, что это за чувство сожаления, что ничего не произошло? Радоваться надо и бежать сломя голову. Встаю, пытаясь отряхнуться.
Шелк из розового стал серым, и едва ли его спасти... но снова лезть на ножи не хочется. Поняла наконец, что опасно.
До дома добираемся молча, и мне почему-то кажется, что не поведи я себя дурой, он бы рассказал что-нибудь ещё. А так всё не отрывается от дороги и думает о чем-то мне непонятном.
Что в его голове?
Вот, уже и подъезд, а
