где мы были в тот момент и как такое могло произойти в принципе... Это в лучшем случае.
Поэтому Света бежит встречать бригаду, на ходу обьясняя им, что произошло, следом отбирает у Наташи телефон, набирая у себя номер родителей.
С третьего раза дозваниваюсь отцу, что услышав, проклинает меня и обещает засадить.
Не знаю, может, это проф.деформация, может просто привыкла, но подобно уже не пробирает.
Скорая колит обезболивающее, мальчик продолжает подвывать, я кручусь повсюду, оповещая вышестоящих о происшествии, слежу, чтобы Наташа собрала себя в кучку и упорхала к детям, что до сих пор её ждали.
Это далеко не первый раз за время работы здесь, но каждый раз молюсь, чтобы был последним.
Почему-то только иногда отчего-то пьяные выпускницы ломают копчик на матах, мальчики падают с лесенок и обязательно кто-нибудь да дерётся.
И что там? Беседы с детьми? Профилактика? Отчётность о проделанной работе? Угу.
Но если дома бедлам, то чего ещё ждать здесь?
Через 23 минуты прилетает его мама, сопровождаю в больницу, пытаясь успокоить и не реагировать на обвинения.
— Где Вы то были, а?
Что на такое отвечать? Правду, от которой хочется написать заявление, признав себя во всем виноватой? Соврать о великой занятости, на что эта женщина, что старше меня, лишь хмыкнет? Промолчать?
Впереди ждёт гора звонков, писем, требующих лишь одного — посыпать всем голову пеплом и засунуть свои заявления тут же куда подальше.
И да, это платье совершенно не к месту.
Только ближе к вечеру поднимаюсь в учительскую, еле ступая на каблуках. Хмыкаю, обнаружив там лишь заполненное заявление. Нисколько не удивляюсь, но не помню, в какой именно момент Артём проскочил мимо.
Вообще мог бы и отказаться, судя по сегодняшнему. По крайней мере, я бы уже начала сомневаться, передумав отпускать сюда ребенка... Никита учится в образцово показательном лицее, а мы? Обычная СОШ местного района, среднестатистическая, что не выпускает краснодипломников пачками, но всё же очень старается. Сажусь за стол, пытаясь доделать всю бюрократию, что не успела.
Спустя тридцать альбомных страниц голова падает на руки, впервые тихонечко взвыв. Этого я хотела, да?
Быть сильной и независимой?
Почему-то вспоминается Полозкова с её строчкой из одного стиха: "Только ты, дурачок, не хочешь играть со мной"*.
Я могу быть сильной и неземной... Только на кой черт тебе это нужно, да, Артём?
Сколько лет я хотела забыть это паршивое ощущение, что гнетёт изнутри, постоянно напоминая правду. И, вот, опять?
Вздрагиваю от Нининого звонка. Нет, даже из приличия не забрал.
— Светуль, ну, ё-моё, ты где? Время восемь уже...
Перепроверяю часы. Ну, почти обычный день, ничего необычного.
— Скоро буду.
Выходя из школы достаю наушники, впервые окунувшись за последнее время в лирику Лазарева, потому как его любовь — это так красиво и так подходит к этим летним вечерам в мимолетом одиночестве, что хоть не пой вместе с ним.
Надо бы купить себе беспроводные с каким-нибудь хорошим звуком, создающих вакуум наряду с объемом.
Вздрагиваю, не сразу заметив его Ауди. Что он вообще тут делает и зачем плетется, подсвечивая мне путь светом фар. Убираю один наушник, слушая
"Твоя любовь, прикасаясь к телу, меняла время на запах кожи.
Наряду с шумом его мотора и ненавязчивого скрежета тихого вечера.
Твоя любовь становилась целым из двух частей, что так не похожи."**
У них двоих поразительное умение проникать под кожу, только один своим голосом, а второй — существованием.
Дослушиваю до точки, лишь потом обернувшись.
— Что тебе?
Показывает на переднее сиденье. Сесть?
— Вот ещё, мне тут близко.
В ответ:
— Свет, я подумал, что сейчас тебе нужно с кем-нибудь поговорить.
— Кстати, да, как ты тут оказался?
— Заезжал к Нине...
Прекрасно, в моем доме, в моей квартире, пока я не знаю...
— Привез шмотки. Садись уже, а то лопнешь от ревности.
— Я не ревную.
— Ага, ещё ты сильная и независимая, оно и видно.
------
* В. Полозкова — "Детское" ("Я могу быть грубой и неземной").
* С.Лазарев — "Твоя любовь", 2017.
------
Так странно сидеть с ним на одной крыше и встречать закат наедине. Так странно и чудовищно одновременно... Чудовищно понимать, что для него это ничего не значит, сколько не смотри и не впитывай, запоминая его профиль.
Странно отписывать Нине, что задержусь. Странно было идти за ним сюда и стараться стучать каблуками тише, дабы никто из жильцов этой старой девятиэтажки не понял, куда мы...
Он тянет Пепси, как когда-то давным давно, и не отрывает взгляд не от меня, позволяя смотреть на него, не замечая этого.
На этот раз я отдала его природе и сотворению мира, даже смешно.
— Чему ты смеёшься?
Оказывается, всё же слышит.
— Да так...
Уголки губ дрогнули, улыбнувшись.
— Девять лет назад в этот день я женился, представляешь?
И я сразу как-то подобралась, удивившись.
— Мог и раньше, но она выбрала именно эту дату, хотя срок был уже не маленький. Знаешь, Свет, может здорово, что ты не родила... Не пойми неправильно, но...
— Сейчас было бы больнее?
Кивнул.
— Нести ответственность за кого-то всегда больно, поверь. — Резко повернулся. — Хочешь, увольняйся, пойдешь к Никите репетитором или няней?
Рассмеялась почти искренне.
— Не шути так, и как много ты узнал про сегодняшнее?
— Да не особо, и я серьёзно, ты подумай, сразу не отказывайся.
Усмехнулась.
— Знаешь, я до дури помню в 2012 только ноябрь, когда мы расставались, даже рождение Никитки мелькает лишь обрывками. Я иногда думал первые года, может стоило не расходиться тогда, помочь пережить послеродовый... Но вышло, как есть, она не мечтала о семье и о детях тоже, думала про аборт и согласилась родить только каким-то гормональным чудом. Из роддома я забирал маленький свёрток и её бледную тень, ненавидящую весь мир в моем лице. Дома...
Улыбнулся.
— Мы тогда снимали коммуналку в этом самом доме... С тех пор эта крыша — моё место силы, смешно?
Опять удивилась.
— О, точно... — Залез в свой телефон, что-то быстро напечатав и кликнув. Почти тут же проговорил вместе с первыми аккордами. — Помнишь эту песню, да?
"Переживая сознание о тебе,
Думаю рвано и ранено о тебе."
И я пытаюсь понять, почему именно она.
— Просто вспомнилось, не бери в голову. Никитос под неё только засыпал, прикинь?
— Да ну... Ты пел ему её?
Кивнул.
— Только под конец раз
