откуда приехал?
— Не знаю, но, видимо, чего-то боится.
— Наверное, натворил что-нибудь и боится, что вернем его домой, а там накажут. Вот и придумал историю про отца. Пока будем искать, немало пройдет времени, а там все утихнет, можно и домой вернуться.
— С чего это вы взяли?
— Предполагаю.
— Но есть же в его словах хоть сколько-нибудь правды? Я думаю — есть. Начнем с того, что поверим мальчику.
— А не лучше ли дать рюкзак, установить, кто он, откуда и отослать домой?
— Нет, попробуем искать отца. Семерихина Германа Агаповича.
Однажды после обеда, когда шел дождь, группка ребят собралась в спортивном зале.
Юра одиноко стоял у окна, тоскливо смотрел на дождь.
— Иди прыгать, Серега, — кричал Димка, забравшись верхом на коня. — Брось хандрить.
Димка подошел к Юре, молча стал рядом. Оба смотрели на высокую стенку, мокрую от дождя.
— Я все рассказал Людмиле Васильевне, — сказал Юра. — Обещали найти отца.
— Эх, ты! — сказал Димка. — Не больно верь, что найдут. Никто и пальцем не шевельнет, пока сам не разыщешь.
— А как я разыщу?
— Сам же говорил, бежать надо. В Москве на каждом углу справочное бюро.
— Убежишь, как же! Вон какие стены. И ворота закрытые, я смотрел.
— Попался ты им, как кролик удаву. Говорил тебе, не признавайся. Нашел кому верить.
— Давай сделаем подкоп под стеной, — предложил Юрка. — И вместе убежим.
— А мне зачем бежать? Мне и тут хорошо, — сказал Димка. — Я им наврал, что мой батька с матерью на самолете разбились, а я остался живой, только, мол, сильно контуженный. Не верят, конечно, но пока разберутся, я поживу на ихних хлебах да на компотах. А надоест, угоню чью-нибудь машину и уеду в Севастополь. Ты видел Черное море?
— Никакого моря я не видел. Может, достанем веревку или лестницу и ночью перелезем через стену?
— Где тут такую веревку достанешь? Надо поискать щель или дырку в ограде. Видал кино про графа Монте-Кристо? Во хитрый мужик был, из тюрьмы убежал.
Юра с тоской смотрел на мокрую стену за окном.
Внизу под навесом сидели девочки, чистили картошку, бросали в большую кастрюлю. Дождь развеселил их и отвлек от дела.
— Какой сильнющий дождина! — с восторгом воскликнула черноволосая, непоседливая девочка лет пятнадцати, с лукавыми глазами. — Смотрите, какая лужа! А пузырьки как прыгают!
— А я боюсь дождя, — сказала другая девочка в пестрой косыночке. — Меня один раз в поле застал дождь с грозой, я чуть не умерла.
— Подумаешь, трусиха! — ответила первая.
— А ты храбрая? Сама боишься.
Девочки засмеялись и обступили черноволосую.
— Боишься, Наташка? Слабо?
Наташа порывистым движением сбросила с ног башмаки и выскочила из-под навеса на дождь. Запрыгала по теплой луже, подставила лицо летнему ливню, весело закричала:
— Кр-расота, девочки! Чудо! Дождик, дождик, припусти, мы поедем под кусты!
Она с удовольствием подставляла дождю свое красивое возбужденное почти детское лицо, острые плечи, вытянутые руки и, подпрыгивая в луже, вся моментально промокшая, весело смеялась и выкрикивала слова детской песенки.
Подставляя лицо дождю, она взглянула на окно и увидала там лицо Юры. Их взгляды встретились. Она крикнула ему:
— Иди сюда! Не бойся, иди!
Юра смутился и отошел от окна.
Людмила Васильевна стояла на сцене в клубе и смотрела, как воспитатель разучивал с хором песню. В переднем ряду стояли девочки, сзади — мальчики, а воспитатель дирижировал.
В клуб вошел Григорий Романович с потертым портфелем. Остановился в пустом зале, слушал песню. Когда кончилась песня, Людмила Васильевна увидала Григория Романовича.
— Перерыв на пятнадцать минут, — сказала воспитателю Людмила Васильевна и пошла в зал к Григорию Романовичу.
— Есть новости? — спросила Людмила Васильевна.
— Есть, да еще какие!
— Пойдемте в комнату.
Они прошли за сцену в небольшое служебное помещение, где никого, кроме них, не было.
— Кажется, нам повезло, — сказал Григорий Романович с видом человека, провернувшего удачное дело. — Семерихиных в Москве оказалось не так уж мало, зато Германов Агаповичей, к нашему счастью, куда поменьше.
— Нам нужно не больше одного, — сказала Людмила Васильевна.
— Путем исключения отчислили всех Германов Агаповичей, не подходящих к нашему случаю по возрасту. В итоге осталось три. Изучил эту тройку и установил, что интересующий нас Герман Агапович Семерихин работает старшим научным сотрудником, женат, проживает в Филях. Вот название учреждения, адрес и даже служебный телефон.
— Вот видите. А вы сомневались, — сказала Людмила Васильевна. — Не хотели поверить мальчику.
— Мы еще хлебнем с ним горя. Тут не все просто, чует мое сердце.
— А мальчик очень надеется на нас, переживает. Вчера приходил в библиотеку, просил книгу Дюма «Граф Монте-Кристо». И знаете, у нас ее не оказалось, он был страшно огорчен.
— Романтик, — сказал Григорий Романович. — Так что будем делать с Германом Агаповичем?
— Говорите, он женат?
— Да. Я случайно обратил внимание на одну важную подробность. Во всех документах и анкетах он указывает троих детей, а в заявлении на получение новой квартиры пишет, что детей у него четверо.
— Где это заявление?
— В райжилотделе. У Мироновой.
— А как Семерихин выглядит?
— Я с ним не встречался…
— Что о нем говорят?
— Благополучный служака, исполнительный. Иногда выпивает, правда, без скандалов.
— Условимся, Григорий Романович, вот о чем: не будем говорить Юре до нашей встречи с Семерихиным и до выяснения всех обстоятельств. Семерихин тоже не должен знать, что мальчик в Москве.
— А может, не тянуть резину, приехать к нему и все рассказать? У нас других дел по горло, вы же знаете.
— А вдруг окажется, что мальчику нельзя жить в семье Семерихина?
— Нельзя, так отправим обратно. Отец скажет, откуда приехал мальчишка.
— Как это у вас всегда все просто, — с укоризной сказала Людмила Васильевна.
— А что вы предлагаете? — удивился Григорий Романович. — Он у нас не один, чтобы столько им заниматься.
— Вы знаете мой принцип: я не люблю, когда всех детей рассматривают оптом. Надо к каждому найти подход.
— У нас с вами жизни на это не хватит.
— Так не будем же терять время на отвлеченные разговоры. Считайте, что я уже взяла на себя встречу с Семерихиным, — сказала Людмила Васильевна. — И для начала попросим помощи у работников райжилотдела, у Мироновой.
В подъезд райисполкома вошел высокий мужчина лет сорока, одетый как-то небрежно и не по моде. Вынул изо рта папиросу, бросил под ноги, придавил ботинком и стал подниматься наверх. Спросил у незнакомой женщины:
— Не скажете, как пройти к Мироновой?
Женщина была чем-то расстроена, сердито ответила:
— Третья дверь направо.
В комнате сидели две женщины: одна ближе к двери, другая в углу, отвернувшись, уткнулась в бумаги.
— Здравствуйте, — сказал вошедший. — Кто будет
