плен попало в бою, когда уже больше не было иного выхода. Выход, конечно, был – это, лишь только, пустить себе пулю в лоб. Но от этого, конечно, ничего бы не изменилось. Если кто-то и сдался в плен добровольно, то таких считанные единицы, да и то, в этом мало вероятного.
Я вот лично про себя скажу. Я не принимал прямого участия в этих ожесточенных схватках, но я все равно находился вместе со всеми и до самого конца оказывал помощь раненым, пока самого не ранило. А на ноги я встал тогда, когда меня пнул немецкий солдат и направил на меня автомат. Что мне оставалось делать? Я встал. В моем маленьком пистолетике даже не было ни одного патрона, да и, все равно, он бы не помог. Вот так я и оказался вместе со многими в плену.
Всем пленным приказали построиться в колонну по пять, а когда построение закончилось, перед пленными выступил толстый немецкий офицер. Все его слова переводил переводчик, тоже немец. Вот, приблизительно, что говорил немецкий офицер: «Ваш 5-й гвардейский мехкорпус в этом бою разбит. 55-я бригада разгромлена полностью. Командир бригады погиб в бою. 54-я и 51-я бригады разгромлены полностью». Он даже называл имена некоторых старших офицеров, которые погибли или попали в плен. Немного помолчав, офицер снова заговорил: «Всем коммунистам выйти из строя и сдать большевистские партбилеты или уничтожить их, но на наших глазах. Есть коммунисты? Приказываю всем выйти из строя! Три шага вперед!». Из строя никто не выходил. Стояла напряженная тишина. Так продолжалось, наверное, минуты 3-4, затем немец снова заговорил и на этот раз более строже: «Еще раз предупреждаю, чтобы все коммунисты вышли из строя и сдали партбилеты. Две минуты на размышление!» Но и на этот раз никто не вышел. «Значит, нет коммунистов? Все беспартийные?»,– продолжал говорить немецкий офицер. «Хорошо…У кого будет найден партийный билет, тот сразу же будет расстрелян! У кого имеются пистолеты и кинжалы – сдать! Тот, кто только попытается утаить, будет расстрелян, как за неподчинение германскому высшему командованию. И еще, во время марша соблюдать дисциплину, не отставать, из строя не выскакивать. За нарушение конвой имеет право применять огнестрельное оружие. Всем понятно?». Затем приказал выйти из строя старшим офицерам, от майора и выше. Вышло из строя, кажется, более десяти человек. Тут же вскоре подошла крытая брезентом грузовая машина, этим офицерам приказали залазить в нее. Машина сразу же ушла. Куда их повезли, никто об этом не знает, да и, возможно, никогда не узнает.
В колонне началось волнение, начали переговариваться. Куда их могли повезти? Неужели расстреливать? А тут какой-то гнусавый с перебитым носом пожилой пленный солдат так ехидно пробурчал: «Повезли наших майоров да подполковников расстреливать, а потом за капитанов и лейтенантов примутся. Я немцев знаю. Они аккуратненько, планово действуют. Нам, рядовым, бояться нечего, нас не тронут. Будем работать и все, а кто работает, тех кормят и неплохо. Я их хорошо знаю. Я три года с лишним был в плену у них в первую мировую». Кто-то из пленных его одернул: «Папаша! Панику не сей и вообще закрой свой рот». «Я панику не развожу, я правду говорю, поверьте мне, ребята». Он еще что-то хотел сказать, но не успел. Чья-то сильная рука чуть ли не полностью срезала ему голову. Все произошло так быстро, что даже из немцев никто не обратил внимания. Рядом с этим гнусавым солдатом стоял татарин, бывший моряк, вот он, наверно, и полоснул бритвой или сильно острым ножом по горлу. Ловко получилось. Правильно сделали. Другим будет наука. Но вот и всем офицерам среднего комсостава приказали выйти из строя и построиться по пять в голове колонны. За офицерами приказали строиться старшинам и сержантам, а затем уже солдатам. Когда закончилась эта церемония, из числа пленных офицеров вышел из строя в/врач и попросил слово. Ему разрешили. Он задал офицеру вопрос: «Как поступит немецкое командование с нашими ранеными, которых много находится в домах этого села?» Ответ был такой: «Все раненые будут отправлены в госпиталь для военнопленных, где они получат квалифицированную медицинскую помощь и хорошее питание». Только вряд ли кто верил, что немцы так гуманно поступят с нашими ранеными. Возможно, их из села и действительно вывезут, но только вряд ли в госпиталь. Вернее всего, куда-нибудь в далекую балку.
Колонну пленных несколько раз считали-пересчитывали и записывали в зеленые книжечки. Но вот прекратилось и это. Была подана команда: «Смирно! Налево! Шагом марш!» Эту команду давал пленный капитан, его немцы назначили как бы старшим. Под усиленным конвоем автоматчиков колонна тронулась в неизвестный путь. Это было в последних числах января 1943 года.
Когда отошли от села на километр или побольше, начал моросить мелкий дождь, сначала чуть-чуть, а затем все сильнее и сильнее. Во время марша офицеры перемешались с остальными пленными. Время шло к вечеру, уже начинало смеркаться. Шли, громко разговаривали, конвой пока на это не обращал особого внимания. Нарушений нет, и ладно. Дождь прекратился, когда начало темнеть. Началось похолодание, и подул резкий холодный ветер. Шинели на пленных позамерзали, превратились в колокола, и идти в таком виде было очень тяжело. Некоторые офицеры начали уговаривать солдат, когда наступит темнота – организованно напасть на конвойных, а после, как будет с ними покончено, всем разбежаться по населенным пунктам. Жители на 2-3 дня укроют, а затем должны подойти наши войска. Особенно пленных подговаривал на такое дело капитан-артиллерист.
Он так и говорил, что в этой рискованной операции, если только будем действовать смело и решительно, мы ничего не проиграем. И сделать это можно только сегодня, завтра будет поздно. Большинство, кажется, были согласны с капитаном, но были и такие, которые прямо заявляли, что ничего из этого не выйдет. Всех перестреляют, вот и весь результат. Основная масса пленных все же поддерживала капитана, а офицеры почти все без исключения были за то, чтобы сегодня же рискнуть. Даже уже были распределены все конвойные. Шли и ждали условного сигнала. Конвойных было человек тридцать вместе с офицерами. Но у всех конвойных были автоматы, у некоторых даже винтовки. Если только напасть на конвойных организованно, можно без единого выстрела расправится с ними, чтоб было меньше шума. Жаль только, что ночь уж очень светлая. Колонна подходила к мосту через какую-то не особенно большую речушку. Но что лучше. Самый удобный случай напасть на конвой. Может быть, и действительно нападение было бы совершено, но тут случилось непредвиденное. У
