– Давай выходить, ты замёрзла, – шепнул Илья, хотя вело меня вовсе не от холода.
– Ни капли не замёрзла, – простучала я зубами.
– Местная ты, местная, – улыбнулся он. – Возрадуйся.
– Возрадова-лова-волась, – доложила я.
И позволила ему вытащить меня на берег, закутать в полотенце и тщательно растереть, а сама алела щеками, указывала на оставшиеся пятна краски на его шее и глупо смеялась, представляя, что мы влюблённая парочка, окружающая друг друга заботой, а не… Неважно. Сейчас – неважно.
– Илюх, – позвала я, когда мы шли обратно к мотоциклу. – А приходи к нам сегодня на ужин. Тётя Агата обещала бёф бургиньон. Она будет рада, если ты присоединишься.
– Приду, – без раздумий согласился он, и я возликовала. – Отвезу тебя сначала, потом съезжу переодеться в сухое и… приду.
– Отличный план!
До тётиного дома мы домчали быстро и с ветерком, но мне, завёрнутой аж в два, пусть и влажных, полотенца, прижимающейся к тёплой спине Ильи, безумно не хотелось слезать с мотоцикла и расставаться даже на час. Обменявшись миллионом взглядов и ещё одним обещанием всенепременно встретиться совсем скоро, мы таки распрощались, и я понеслась к крыльцу, мимоходом заметив припаркованную у дома машину с наклейкой компании по прокату авто на заднем стекле. А зайдя внутрь, наткнулась на огромнейший букет нежно-розовых ранункулюсов на консоли в прихожей, сунула в него нос, вдохнула свежий аромат и зарулила на кухню.
– Цветы от твоего жениха? – поиграла бровями я, стащив дольку огурца у тёти Агаты, нарезающей овощи для салата.
Она подняла на меня глаза, посмотрела внимательно, долго, испытующе и проговорила:
– Боюсь, что от твоего, Мируся.
Я опешила и уставилась на тётушку в полнейшем недоумении, но хлопнула задняя дверь, ведущая в сад, и я откликнулась на звук, вернулась в прихожую.
Мне навстречу, держа на руках кошку и широко улыбаясь, шёл он.
Роман.
Мой жених.
__________[1] Тысяча журавликов цуру – именно столько, согласно древней японской легенде, человеку нужно сложить, чтобы боги исполнили его желание или, по другой версии, даровали вечное счастье, долголетие и избавление от болезни. Широко за пределы Японии эта легенда вышла благодаря Садако Сасаки, пострадавшей от взрыва атомной бомбы в Хиросиме японской девочке, которая, находясь в больнице с лейкемией, вызванной радиационным облучением, складывала бумажных журавликов, мечтая о выздоровлении. Садако Сасаки скончалась в 1955 году в возрасте 12 лет, успев сложить около 1300 журавликов.
Глава 10
– Привет, крош!
Роман аккуратно опустил на пол кошку – кажется, это была Амелия, да, точно, трёхцветная с рыжей мордочкой и кудряшками за ушами, – подошёл ко мне – от улыбки в уголках глаз собрались солнечные морщинки, – обнял, прижал к себе, уткнул щекой в плечо – пуловер мягкий, кашемировый, пахнущий бергамотом и доро́гой, мы вместе когда-то его покупали – и ласково провёл ладонью по волосам.
Я могла бы заметить ещё тысячу деталей, последовательно назвать все оттенки розового в букете ранункулюсов, вспомнить, что я ела на завтрак три дня назад, или продекламировать какой-нибудь стих из школьной программы по литературе – в общем, что угодно, лишь бы не быть в этом моменте, не признавать, что происходящее реально. Что едва – и с глубочайшей неохотой! – выскользнув из объятий Ильи, я очутилась в других объятиях, которые изначально не должна была покидать даже мыслями и которые теперь рвали кожу, как сто ударов плетью.
– Мокрая, – еле выдавила из себя я, не смея шевельнуться.
– Я заметил, – бархатисто рассмеялся мне в ухо Роман. – И вкусно водорослями воняешь.
– Схожу в душ…
– Да подожди ты.
Он взял моё лицо в ладони, заглянул в глаза, снова улыбнулся широко и с искренней, похожей на хлёсткую пощёчину радостью, а потом поцеловал.
– Всё хорошо же? – тут же нахмурился.
– Да! – всполошилась я. – Да, конечно! Просто это... Я не… Ты когда успел приехать? Почему не предупредил?
Роман вновь рассмеялся, нашёл мои руки, сжал их в своих и упёрся плечом в стену.
– Утром Янсен отменил встречу.
– Чёрт! Совсем?
– Надеюсь, что нет. Он очень нам нужен. Я попробую ещё связаться с ним в понедельник, но у меня вдруг появились свободные выходные. И я подумал, чего мне торчать в Амстердаме одному, если можно сгонять к Мирке. Хотел сделать тебе сюрприз. Зря?
– Ну что ты, Ром, – попыталась улыбнуться я. – Хорошо, что приехал.
Кажется, я только что впервые соврала будущему мужу.
– И кстати, я тебе звонил, когда весь такой внезапный тут нарисовался, а тебя дома не оказалось. Но ты не брала трубку.
Я округлила глаза и дёрнулась так резко, что накинутое на плечи полотенце стремительно поползло вниз, и мне пришлось высвободить одну руку, чтобы поймать его. Где мой телефон?! Второпях прокручивая назад события дня – и кожей ощущая зуд от некоторых особо ярких моментов, – я вспомнила, как ещё утром положила его на стол на кухне Ильи, чтобы ненароком не разбить в приступе ненависти к брату, а затем вообще не до него было.
– Я… телефон забыла… там… у друзей.
– Ничего, потом заберём, – беспечно отозвался Роман. – Меня больше волнует, что ты ещё кое-что, кажется, забыла.
С этими словами он поднял мою правую руку к лицу, и на ней были забившиеся под ногти крупинки песка и засохшие следы краски, но не было… кольца.
– Оно чуть-чуть великовато, – покаялась я, – поэтому я его сняла. Не хотела потерять.
– Как только до Москвы доберёмся, съездим на Петровку и всё исправим, – заверил Роман. – Но давай ты хотя бы сегодня его наденешь, ладно? Хочется похвастаться, что я тебя завоевал.
– Перед кем? – спросила я раньше, чем поняла,кто ещёможет увидеть сегодня моё кольцо, если я срочно это не исправлю, и сглотнула нервно и шумно.
– Перед твоей тётей, например, – довольно ухмыльнулся Роман и добавил заговорщически: – Я тут с ней поболтал, пока тебя ждал, и она офигенная.
– Премного благодарю! – весело раздалось с кухни, и до меня только сейчас дошло, что всё это время мы стояли буквально в двух шагах от тётушки. И она прекрасно слышала, как я мерзко юлю и выкручиваюсь.
– Да, хорошо. Надену. Пойдём.
Я провела Романа в свою спальню, кинула полотенца на кровать, достала сумку, долго и как-то даже обречённо в ней рылась, пока не нашла на дне голубую коробочку. Нажала на кнопку-замок и с тоской посмотрела на тонкий платиновый ободок и крупный бриллиант сложной огранки. Это было очень красивое, изящное и баснословно дорогое помолвочное кольцо, то самое, легендарное, о котором мечтает каждая девушка, имеющая смелость позволить себе столь дерзкие мечты, но которое сейчас отчего-то казалось мне тяжёлым булыжником, оставалось лишь обвязать его верёвкой и скинуть со скалы. И на другом конце этой верёвки – я.
