в богатые одежды, снова затянули в корсет. Платье на этот раз было светлое и красивое, совсем как луна. Практически свадебное. Шелк. Ему понравится. Я улыбаюсь ему. Хлопаю материнскими ресницами. Я послушна. Я говорю ему, что хочу узнать его получше. Хочу поужинать с ним. Потанцевать. Я стану слушать его рассказы о маме, чтобы научиться его ублажать. Он сжимает меня в объятиях и кружит по комнате. Его губы на моей щеке, старые и влажные. Они пахнут смертью. Омертвевшая шкура моего ослика аккуратно сложена. Лежит под матрасом и ждет своего часа. Напоминание о том, что мой отец сделал с нами.
Мое платье как луна. У меня же есть еще целый месяц. Целый лунный цикл. А потом будет свадьба. Он улыбается мне и думает, что обворожителен. У него рябое лицо. Слуги открывают покои моей матери. Ее окно смотрит на излучину реки. На лес и горы. Солдат за мной держит руку на мече все время. Я нахожу ее карты. Поющую чашу[12]. Зеркало. Забираю их себе. Смотрю и смотрю. Мои маленькие руки, а ее – большие. Его пальцы, наталкивающие золотое кольцо на мой палец. Оно не лезет. Мне больно. Все неправильно.
«У тебя есть дочь? – спрашиваю я солдата, и он в ответ склоняет голову. – И ты бы на ней женился?»
Он не двигается. Этот вопрос – ловушка. Все, что я делаю, все, что говорю. Ловушка для мужчин. Я – ловушка для мужчин. Я тру лицо руками. Мое отец, да улыбнется ему солнце, думает, что он поступает по-доброму. Он мог бы меня заставить в конце концов. Но это не доброта. Даже не отсрочка перед приговором.
Мое лицо, лицо моей матери, слишком красиво. Я всматриваюсь в него в зеркале, и оно кажется мне суровым и будто бы нарисованным. Поющая чаща с речной водой внутри. Карты, разложенные на столе. Каждый раз я узнаю новое будущее. «Шут»… «Король»… «Валет»… «Рот»… «Петух»…
«Король»… «Рот»… «Шут»…
«Король»…
«Рот»…
«Король»… «Шут»… «Рот»…
Я вожу пестом по ободку. До тех пор, пока чаша пронзительно не запоет. Края чаши украшены узором из листьев и морских волн. Рыбок и цветов… Они содрали шкуру с моего ослика заживо. И теперь он мертв. Это королевство – мой дом. Мой отец, да будет его правление долгим и справедливым, забирает его у меня, кусочек за кусочком. До тех пор, пока я не останусь обнаженной, пока не стану молить его о пощаде, пока окончательно не превращусь в вещь, целиком зависимую от его желаний и его любви. Но я такой не стану. Не позволю себе стать такой.
Я укладываю косы на макушке, как будто это корона. Когда он женится на мне, я буду королевой. Но не той королевой, у какой есть право голоса. Голос чаши становится выше. Я смотрю вниз, на воду. И гадаю. Есть места, где прячутся женщины. Вдали. Далеко. Одно из таких мест – смерть.
Я прошу короля, да познает он вечную жизнь, показать мне место, где он встретил мою маму. Я хочу, говорю я, лучше понять ту любовь, которую он испытывал к ней. Я беру его за руку. Это первое мое прикосновение к нему по доброй воле. Он смотрит на меня. Его глаза почти что добрые. Они сияют надеждой. Мы едем на вычищенных лошадях, держим головы высоко и горделиво. Я думаю о выносливой маленькой спинке моего ослика. О его уверенной походке, ворчливом нраве, о том, как коротко он кивал мохнатой головой. О его грубой серой холке.
Я люблю лес. Вдыхаю воздух. Желаю, чтобы его здесь не было. Желаю, чтобы я вновь стала ребенком. Хочу свернуться в маминой утробе, спрятаться в ней, как орех в скорлупке. Мечтаю вообще не рождаться на свет. Я желаю, чтобы она никогда не встречала этого человека.
Я проглатываю такие мысли. Они несбыточны. Я принцесса, рожденная править. И я буду нести свое бремя с тихим достоинством. Его конь приближается. Он золотой, какой когда-то была его борода. Он улыбается, и я вижу его зубы, частоколом торчащие из десен, длинные и желтые. Я позволяю ему помочь мне слезть с коня. Его рука на моей талии, на моей спине. Я не противлюсь его жадным рукам.
Солдаты молча наблюдают за нами. Я иду к реке. Листья целуют ее серебряную гладь.
– Она спустилась к тебе по реке? – спрашиваю я. – Как она выглядела?
Его жадный рот буквально выплевывает слова, так торопится он поведать мне в деталях обо всем. Он словно видит вдали блеск сокровища, которым когда-то владел.
– Я буду выглядеть так же, – говорю я. – Для тебя. Мы можем начать заново.
Я опускаю взгляд. Передо мной мягкая трава. Есть вещи, которым нельзя противиться.
Ведьма может сгореть. Но иногда она должна утонуть. Он смотрит на меня. Рассветные лучи на его лице нестерпимо яркие. Как будто жизнь вливается в хладный труп, которым он был по сей день. Ему нравится побеждать, думаю я. Это качество, которое унаследовала я, его дочь. Но только один из нас сейчас король.
Я ступаю в прохладные, мягкие воды реки. Чувствую грязь меж своих пальцев. Вижу светло-коричневые и серебристые маленькие тельца рыб, мелькающих, будто язычки пламени свечи. Я опускаюсь на воду. Расслабляю плечи, тело. Чувствую, как начинаю плыть. Подниматься. Он глядит на меня. Я улыбаюсь ему. Я спрашиваю его, кто он и присоединится ли ко мне. Сквозь черты старика на миг проступает лицо молодого мужчины. Отец кивает. Его ботинки шлепают по прибрежной грязи. Солдаты, стоящие на берегу, помогли ему снять плащ. Они держат его корону и мантию, его перчатки и меч. Он ложится подле меня. И я смотрю на него.
И наношу удар.
Когда я возвращаюсь в замок, вода капает на мраморный пол. Слуги торопятся ее подтереть. Я встречаюсь с его советниками и рассказываю о том, что случилось. Солдаты, сторожившие нас на берегу, склоняют головы. Его подданные соглашаются со мной. Мой стареющий отец превратился в рыбу и уплыл.
«Мы все знаем о том, что лес наш – волшебный», – говорю я знати. Они склоняют головы. Мы все склоняем головы. «Он конечно же, – говорю я, – хотел, чтобы я правила вместо него. До тех пор, пока он не вернется, да уберегут его боги».
«Да уберегут его боги», – вторят они мне.
Корона на моей голове. Мои неокольцованные пальцы теперь держат все нити будущего. Мой ум кипит, поет от счастья и нетерпения, столько всего мне
