Я закрываю глаза. Он долго стоит у моей кровати. Я слышу его дыхание. Треск его свечи у моего изголовья. И он увидел мое лицо. Теперь он знает. Он знает! Мое сердце стучит где-то в горле, я в ужасе. Мне нужно покинуть это место как можно скорее. Мне нужно бросать все и уходить.
Утром, когда я просыпаюсь и пытаюсь выйти из комнаты, дверь не поддается. Моя служанка приносит мне воду и платье. Оно золотое, как рассвет. Ткань тяжелая и зажимает мне талию в тиски. Глубокое декольте. Она застегивает пуговицы на моих туфлях.
Я не могу в них нормально ходить. Только ступать мелкими шажками. Один шажок за другим. Мои ступни будто сложили пополам. Мое лицо чистое. Мои волосы намаслены и уложены в косы. Точно так же, как она носила свои. Мне нужно уходить. Река за окном серо поблескивает. Словно лента, пробегает сквозь деревню, через лес. Стремится к горам. Там все поросло травой, а дальше – голые камни. Там есть пещеры. Это место, где можно спрятаться.
Река берет свой исток в горах и стекает в океан. Я думаю о течении воды. Можно налить себе чашку. Другую. Но река все равно будет на своем месте. Ты можешь перекрыть ее русло, но таким образом просто поднимется уровень воды. Нет никакого способа остановить ее. Вода – это не жизнь. Во всяком случае, не моя жизнь. В тронном зале мой отец, да живет он долго и пошлет ему Господь много сыновей (но только не со мной, Боже, пожалуйста), берет меня за руку. Улыбается толпе.
Но я не она. У меня другое сердце. Я не люблю его.
Если бы во мне было больше меня… Мои волосы зачесаны назад, убраны от лица, которое кажется мне обнаженным. Он смотрит на меня и улыбается. А боги улыбаются ему. Его руки на моем лице. Я не могу вспомнить ни разу, когда он держал меня на руках ребенком. Это всегда делали слуги или мама. Он протягивает мне кубок, я пью. Он улыбается мне. У него не так много зубов, как у меня. И они широкие, как плитки мозаики.
Их любовь, говорит моя служанка, была на самом деле не любовью. Выглядело все иначе. Это скорее была ненависть. Огонь, что поглотил его целиком.
Ведьмы испокон веков горят на кострах, и иногда мужчины сгорают вместе с ними. Моя мать читала по картам. Знала свою судьбу. Наши руки на колоде. Мои маленькие, ее – побольше. Будущее не определено до тех пор, пока ты сама его не напишешь.
Я не выйду за него. Не стану королевой. Только не так. Я спускаюсь к конюшням. Отправляюсь с осликом на прогулку. Три солдата следуют за мной. Их взгляды не встречаются с моими. Все всё знают. В замке невозможно хранить секреты. Совершенно ясно, что вскоре должно случиться. И это неправильно.
Он наш король, да процветает он долгие годы. Да забудет он мое лицо. Да сгинет он! Мои глаза жжет, но я не плачу. Я не порадую их слезами. Я принцесса, и я поднимаю лицо к солнцу надо мной. Блики мерцают на быстрых водах реки. Маленькие серебряные рыбешки мелькают у поверхности. В мире столько секретов. Вот бы их все разгадать. Кровь короля течет во мне, но во мне немало и крови ведьмы. А значит, я не сдамся. Мои руки на толстой, мягкой, волосатой спине. Бархатные ноздри то сжимаются, то расслабляются. Кровь пульсирует под шкурой ослика. Он медленно жует сырую траву.
Если бы я могла поменяться телом с этим тупым животным… тогда желание моего отца было бы и вовсе невозможным. Я поднимаю свои глупые, тяжелые юбки и еду обратно в замок. Проезжаю по подъемному мосту, ворота раздвигаются передо мной, как ноги невесты в брачную ночь.
Я смотрю на него и говорю: «Я не приму тебя. Я не даю своего согласия». Я говорю это при всех. Придворных. Слугах и солдатах. Мой отец, да будет к нему судьба благословенна, встречает мой взгляд. Ему все равно. Я впиваюсь ногтями в свои ладони. Они короткие, но я способна поцарапать до крови. Если он продолжит издеваться надо мной, я буду рвать на себе волосы. Я исцарапаю свою кожу. Выбью себе зубы. Но я не буду выглядеть как она. Больше никогда.
Я не кричу. Я просто констатирую факты. Меня отводят в мою комнату. Они связывают мне руки и ноги. Я провожу так несколько часов. Но они не могут связать мой разум.
И я думаю. Размышляю, пока не засыпаю. Мягкая серая кожа, упрямо бьющееся сердце… Мои руки, ее руки… Река…
Тут скрыт секрет. Что-то, что я не могу расшифровать. И мой отец, да познает он мир и мудрость, закатывает истерики, так он теперь нуждается во мне. Приходит служанка, чтобы умыть мое лицо. На ее собственном лице застыло решительное выражение. Она моет меня, красит меня так, чтобы я понравилась ему. Он врывается. Развязывает мои руки, пытается надеть золотое кольцо на палец. Оно не пролезает через костяшку. Нацепить его можно, но тогда оно сдерет кожу. Лицо моей матери – мое. Мои руки – его. Во мне есть королевская сила. Я пристально смотрю на него и говорю, что я его не приму.
И он уходит.
Я провожу в кровати несколько дней. Слуги приходят умыть меня. Втолкнуть ложку в мой сжатый в злобе рот. Я не переставая говорю с ними. Пытаюсь объяснить им, что это грех – то, чего хочет мой отец. Это самый настоящий грех.
Король безгрешен, говорят они мне. Бог говорит с ним, заявляют они. Мне же нужно просто выполнить свой долг. Когда приходит третья ночь, они забирают мой плед. За ней наступает четвертая и пятая…
Плед заменили… на шкуру моего осла. Мягкая ослиная шерсть теперь пахнет смертью. Я слышала его под своим окном. Как он орал, когда с него сдирали кожу. Заживо. Мой ослик был живой, а они забрали его кожу. Он умер этой ночью, говорит мне служанка позже. Приглушенно. Она вытирает слезы гнева с моего холодного лица.
Я принцесса, рожденная от короля и ведьмы. Со мной не будут обращаться таким образом. Руки моей матери на спинке ослика, на картах… Его руки на ее… Течение реки и всполохи огня. «Развяжите меня, – приказываю им. – Я буду говорить с отцом, да не узнает он голода и жажды».
Меня тут же умастили благоуханными маслами, одели
