кто не знал божественного благословения… Им приходится выживать.
Деми опустила взгляд. Слова провидицы ослабляли ее решимость, что только начала вызревать в ней. Решимости стать сильнее, чтобы уметь самой постоять за себя.
— А как же то, что Доркас говорила об уникальных дарах, полученных от самой Эллады?
— Такие случаи редки и зачастую, так или иначе, они становятся проявлением божественной воли. Взять хотя бы Ариадну…
Деми заинтересованно взглянула на нее.
— А как ты обнаружила в себе этот дар? Я знаю, что ты помогла Тесею убить Минотавра…
Яркая вспышка — больше образ, чем воспоминание: Никиас в полумаске критского чудовища. Деми перевела на него растерянный взгляд. Словно почувствовав это, Никиас повернулся. Смотрел на нее с мрачным вызовом, заставляя отвести глаза. Ни Кассандра, ни Ариадна так ничего и не заметили.
— Но до того Дедал построил для чудовищного сына Пасифаи тюрьму — непроходимый лабиринт на острове Крит. А я… Я с детства умела ткать из ничего странные серебристые нити. Отыскивать одних людей, а другим помогать отыскать свой путь. Я любила Тесея… Я хотела, чтобы он вернулся ко мне живым и невредимым. Это отчаянное желание я и вложила в тот клубок, что отдала ему.
А потом Тесей ее предал. Сбежав с ней с острова Крит на остров Накос, оставил ее, спящую, на берегу. Вот она, его благодарность. Зато следующим, кто всей душой полюбил прекрасную критскую царевну, был бог. Дионис.
— А Харон?
— Пусть дар Харона, как и он сам — единственный в своем роде, в нем есть божественная искра — сила его матери Нюкты и отца Эреба, бога вечной тьмы…
— Харон — сын Нюкты, — ошеломленно произнесла Деми.
В голове возник образ хищной ночи, полной зубов и когтей. Химер…
— А разве она не примкнула к Аресу?
Не помнила, откуда знала это. Просто… знала.
— Примкнула, — неприязненно поморщилась Кассандра. — Этого решения я не пойму до сих пор. Видимо, и впрямь ночь и день по своей природе не могут сосуществовать.
— Выходит, Харон пошел против воли собственной матери?
— Как мягко ты произносишь «предал родную мать», — усмехнулась Кассандра.
— Вы бы предпочли, чтобы он вслед за Нюктой встал на сторону Ареса? — вырвалось у Деми.
Ариадна усиленно делала вид, что лепнина на потолке приковала все ее внимание. Взгляд Кассандры, обращенный на Деми, отяжелел.
— Нет. Я рада, что он на нашей стороне. Просто предпочитаю называть вещи своими именами.
Деми пришлось напомнить самой себе: она имеет дело с инкарнатом. С душой, что существовала уже многие столетия. С человеком, который бесчисленное количество раз становился женой и матерью. А после терял своих мужей и детей. Быть может, что-то в ее прошлом оставило отпечаток на душе — отпечаток, который не сумело стереть даже время. Возможно, имя ему — предательство сына. Так могла ли она после этого быть беспристрастной, глядя на Харона и зная его историю?
Наверное, нет.
— Не Харон — предатель, предательница — его мать, — отрезала Ариадна.
Даже зная плетельщицу неполные двое суток, из которых из памяти стерлось несколько часов, Деми могла поклясться: такая резкость была ей не свойственна. Что-то в этом разговоре задело ее за живое. Быть может, причина всему — ее отношение к Харону? Кто знает, сколько времени они провели вместе, бок о бок, в поисках Пандоры? Кассандра же производила впечатление этакого генерала, что склонился над картой боевых действий, раздавая солдатам приказы. И не так важно, что она, смертная, была выше статусом, нежели бессмертные. Тех, на чьих глазах сменялись эпохи, умирал и воскресал из пепла целый мир.
Заметив, как меняется, отяжелев, взгляд Кассандры, будто над ней нависает грозовое облако, Деми поспешно перевела тему:
— Я думала, задача Харона — перевозить души через Стикс в царство мертвых.
— Так и было. Века назад.
— И что произошло?
— Стикс исчез.
Деми смотрела на Кассандру округлившимися глазами. Такие явления, как подземная река царства мертвых, казались незыблемыми в полном магии мире. Что уж говорить, если Алая Эллада выстояла в своей собственной версии Великого потопа.
И в многовековой войне.
— Как это вообще возможно?
— Арес напал на Аида, чтобы похитить души людей и заставить сражаться на его стороне, — бесстрастным голосом начала Кассандра. Кажется, гроза миновала. Пока. — Битва развернулась на берегах Стикса.
— Харон видел ее своими глазами, — тихо подхватила Ариадна. Наверное, перевозчик душ сам рассказал ей об этом. — Он был там — в лодке, рядом с очередной душой. Аид проигрывал — химеры Ареса почти пересекли Стикс и были уже у входа в царство мертвых. Тогда на помощь Аиду пришел Гефест. Он единственный, кому было подвластно превратить воды Стикса в пламя, в котором сгорели полчища химер. С той поры берега Стикса пусты — от истока до устья. Отныне там пролегает мост, по которому души сами переходят в Аид[2]. Услуги Харона больше не нужны царству мертвых, — мрачно заключила она. — И все же он остался проводником между мирами. Между Алой Элладой и Изначальным миром.
Деми покачала головой. Стикс существовал на самом деле… но больше не существует. Добро пожаловать в новую реальность, и это совсем не та Древняя Греция, о которой ей приходилось слышать и читать.
На кончике языка вертелось множество вопросов. Больше всего Деми хотела понять, как обнаружились силы в Хароне, как они появились и как много подобных ему, Кассандре и Ариадне. И может ли ее даром быть дар поиска Элпис… или что-то, связанное с самим духом надежды?
К сожалению, поиск остальных ответов на время пришлось отложить.
В пайдейю пришла горгона.
[1] Хлорида — богиня цветов и нимфа Островов Блаженных.
[2] Царство мертвых Аида часто называют по его имени.
Глава одиннадцатая. Тьма под маской
Все тело горгоны покрывала крепкая, словно сталь, и блестящая, словно масло, чешуя. Руки ее оканчивались длинными когтями. Деми смотрела на гостью как кролик на удава — с той лишь разницей, что змей на голове Сфено было больше дюжины. То, что их переплели в некое подобие живых кос, лишь добавляли образу горгоны еще большего сюрреализма с нотками безумия. Змеи двигались, шипя и пробуя раздвоенными языками воздух.
Кивнув Кассандре, Сфено направилась прямиком к Деми — молча, не задав ни единого вопроса. Острый стальной коготь коснулся ее подбородка и приподнял его. Деми сглотнула, глядя в узкие красные глаза.
— Выходит, это ты та с-с-самая Пандора, чье появление вс-с-сколыхнуло Элладу?
Говорила Сфено и впрямь на чистом древнегреческом. И пусть Деми в некоторых моментах с трудом, но ее
