готова поверить во все что угодно. Около часа она сидела в шумном кафе, выпивая одну рюмку портвейна за другой. Только вот легче не становилось, лишь к головной боли примешался пьяный туман.
Ева вернулась в отель разбитая около трех часов ночи и, не раздеваясь, легла под белое, как саван, одеяло. Она неподвижно смотрела в потолок, пока за окнами жалобно плакали ночные колокола. Она вспомнила любимый «Мертвый Брюгге» и печального Гюга Виана, который сравнивал звон колоколов с мертвым, рассыпанным по воздуху прахом прошедших лет. Только сейчас ей полностью открылась вся мощь этой символистской притчи о двойничестве и сумасшествии. Так вот как это бывает: открытое в ночь окно, церковь, крики последних гуляющих, оказавшихся самыми стойкими, и сомкнутые от страха зубы. Никакой надежды на то, что все будет как прежде. Терпкий привкус алкоголя на искусанных губах.
Почувствовав что-то твердое под подушкой, она просунула туда руку и достала узкую черную маску с фиолетовым отблеском. Она точно видела ее сегодня в руках Карлоса. Зачем-то поднесла ее к носу – пахло чистотой, кондиционером для белья. Родной запах его квартиры. Она резко села в постели, испытывая смесь ужаса и радости. Радости – потому что все это было правдой. Ужаса – потому что тем более непонятно было, куда делись все ее друзья. В этот момент, когда она балансировала на тонком прутике между вымыслом и реальностью, скрипнула дверь. В комнату ввалилась сказочная Алиса, потасканная жизнью и ночью, и тюремщик с пьяными глазами.
– Где вы были?! – накинулась на них Ева. Глаза ее сверкали почти демонической злостью, – обжимались всю ночь?
– Зачем же так грубо? – хихикнула Анна-Мария, и Ева поняла, что она тоже пьяна.
– Вы же никогда не пьете, – сказала она с удивлением – вы всегда отказывались, когда мы собирались вместе.
– Карлос сказал, что сегодня обязательно надо. Для храбрости. – икнула она.
– Карлос?… – сердце Евы забилось в пять раз быстрее, – значит вы видели его?
– Конечно, а ты нет? Вы же сами куда-то уходили вместе.
– Он исчез, когда брал нам глинтвейн. С тех пор я его не видела. Так для чего вам нужна была храбрость?
– Так это чтобы разыграть тебя. Что мы исчезли, все такое… – вклинился Пьетро, почесывая голову, – ты испугалась?
– Очень. Это не смешно, – отрезала Ева, тем не менее почувствовав огромное облегчение, – и где вы все прятались?
– В маленьком сквере около какой-то церкви, но потом Карлос с Густаво куда-то исчезли – вроде бы пошли убрать все наши вещи в кладовку внизу, чтобы ты поверила. И служащую на ресепшене подговорить… Они еще не приходили?
– Это снова розыгрыш? – страх с новой силой сковал ей грудь, – вы же сказали, что были вместе.
– Так их нет? – теперь и в голосе Анны-Марии появились панические нотки, – но уже больше трех часов ночи…
– Я пойду поищу, – тут же вызвался Пьетро, выскакивая за дверь.
– Настоящий друг, – всхлипнула итальянка, глядя ему вслед с неподдельной нежностью.
Она села рядом с Евой на краешек постели, но, видимо, слишком нервничала, потому что тут же встала и подошла к окну, облокотившись на подоконник и вглядываясь в пахучую черноту весенней ночи.
– Как ты успела так быстро влюбиться в Пьетро? – вдруг спросила ее Ева.
– Имеешь в виду – после Карлоса?
– Просто ты устроила такую сцену тогда, я думала все очень серьезно.
– Я не того приняла за настоящего мужчину. Купилась на его театральные выступления, красивые умные речи, трагизм, как из моей любимой «Илиады».
– Думаешь, все это ненастоящее? Мы никогда его не узнаем? – задумчиво спросила Ева.
– Он относится к людям как к социальному эксперименту, прямо как тот старик из «Волхва». Когда я выбежала от него тогда, он даже не пытался меня остановить. Он никогда не звонил мне позже, просто чтобы проверить, как я себя чувствую после отъезда. Я-то думала мы если не будущие любовники, то хотя бы лучшие друзья. Но он так не считал. А Пьетро оказался рядом и показал мне, как я ошиблась. Сказал, что я всегда ему нравилась…
Однако безмятежность в ее голосе казалось несколько искусственной, словно она сама себе не до конца верила. Безразличие мужчины часто трогает женщину больше неравнодушия. Ева промолчала, думая о том, не слишком ли жестоко с ее стороны было бы сказать сейчас, что зимой, несколькими днями ранее, Пьетро пытался оказаться рядом с ней, но получив отказ, тут же попытал счастья с другой. Похоже ему, как и многим людям, было не так важно с кем именно быть – главное, заполнить чем-то пустоту в сердце, почувствовать себя нужным. Внутри нее эмпатия боролась с вредностью, с ядовитыми проявлениями женского соперничества. От необдуманного причинения боли подруге ее спасла вновь открывшаяся дверь.
В комнату вошел Пьетро с жалким подобием Густаво около него. Он походил на свою тень. Португалец был слишком бледным даже для вампира – казалось, из него высосали всю кровь или вылили на него канистру белой краски. Он еле держался на ногах, в его черных глазах плескался первобытный ужас.
– Скажи им, Густаво, – тихо сказал Пьетро, – скажи, что ты видел.
Воцарилась пауза, которую расцветили звуки вездесущих колоколов, отбивающих начало нового часа. Немыслимо долго Густаво не реагировал на просьбу друга. Анна-Мария испуганно переводила взгляд с одного на другого.
– Что такое? Что-то с Карлосом? Вы нашли его? – не выдержала Ева.
В ее понимании плохие новости могли касаться только его. Она с ужасом представила себе тело возлюбленного, висящее на веревке в каком-нибудь тихом ночном парке или плывущее по той жемчужной реке, у которой они сидели днем. Она вспомнила, как он сказал тогда: «Или чтобы не возвращаться». Неужели он настолько отчаялся, и совсем никто об этом не знал? Некому было спасти его от самого себя. Да он бы и не попросил.
Густаво медленно покачал головой. Еле разлепил слипшиеся губы, шумно сглотнул и сказал бесцветным голосом:
– Я видел Мэри. В толпе. Она была в том белом свадебном платье, в котором я ее похоронил. Она поманила меня пальцем, я шел за ней, я бежал до самой реки. Но потом она исчезла – растворилась в воздухе. Я снова потерял ее. Она предпочла сбежать.
Потом он грузно осел на пол и заплакал.
«Апокалипсис сегодня» Фрэнсис Форд Коппола60
В разлуке есть высокое значенье:
Как ни люби, хоть день один, хоть век,
Любовь есть сон, а сон – одно мгновенье,
И рано ль, поздно ль пробужденье,
А должен наконец проснуться человек…
Федор Тютчев
К утру Карлос так и не появился, а Густаво больше не произнес ни слова, словно утратил способность говорить, с тех пор как увидел свою умершую невесту. Он походил на индейца, впавшего в языческий транс. По плану они должны были еще два дня провести в Берне, но все согласились с тем, что лучше уехать сегодня. Никому не хотелось танцевать и веселиться. Они позавтракали в отеле – черствые круассаны, эспрессо и свежевыжатый апельсиновый сок.
– И принцу Чарльзу понравились эти круассаны? – попробовал пошутить Пьетро. Он пытался взять на себя роль Густаво, шутить как он, чтобы разрядить обстановку, но вряд ли ее можно было чем-то разрядить. Анна-Мария лишь рассерженно шикнула на него.
Их охватило оцепенение. Никто не знал, что и думать про исчезновение Карлоса. Пьетро считал, что оно было спланировано, и он просто отвлекал их этим розыгрышем, устроенным для Евы, а Анна-Мария боялась, что с ним случилось что-то плохое. Они думали, что Густаво может что-то знать, но из него невозможно было вытянуть ни слова. Ева пока не верила в случившееся – оставалась слабая надежда на то, что это затянувшийся сон, наркотический морок, утреннее похмелье карнавала.
– Вот увидите, он объявится через какое-то время и выяснится,
