клаб-сэндвич был невероятно вкусным и таким же калорийным. «Да и плевать! Сяду на диету в понедельник. Какой смысл что-то начинать в воскресенье! Тем более Светлана Николаевна, как водится, испекла яблочную шарлотку и точно приготовила оливье с докторской колбасой, горячо любимый внуком». Она попросила счёт, допивала капучино и поглядывала на людей в зале. Никого особо интересного так и не появилось. «Какие-то все невыразительные!» – сетовала Марина. Неожиданно перевела взгляд на лифт. Из него вышла брюнетка с длинными волосами в строгом белом хлопковом брючном костюме и с заветной крокодиловой сумкой Hermes цвета ядрёного изумруда. Марина впилась в неё глазами и не сразу обратила внимание на мужчину, который вышел следом. Фёдор! Она узнала его и непроизвольно вжалась в кресло, словно это поможет стать невидимкой. Парочка точно спускалась из номера и направлялась к столику рядом, который и был зарезервирован.
«Вот тебе и женатый! Может, это и есть его жена? Вряд ли! Баба интересная, но на вид полтинник точно есть, и пластика наверняка присутствует», – лихорадочно соображала Марина, а главное, как побыстрей свалить незамеченной. «Вот я дура! Ещё и думала о нём! – она уставилась в меню, пытаясь унять дрожь и заодно прикрыть лицо. – Что я парюсь! Он меня даже не узнает!» Отложила меню и, не глядя в сторону их столика, рассчиталась с официанткой, встала и быстро направилась к выходу.
Весь путь до Разлива сидела молча и попросила Мишу выключить на хрен музыку, раздражает. Красота загородных пейзажей ещё больше прибавляла грусти и странной тоски. Марина ушла в себя и не заметила, как подъехали к массивным воротам. Миша вытянул руку из окна и щёлкнул два раза пультом. Автоматические ворота установили ранней весной и заодно поменяли обветшавший со временем забор. Инициатором был Игорь и в ближайшем будущем планировал соорудить застеклённую террасу и настоящую русскую баню. Это был его дом детства, и на Маринины уговоры купить что-нибудь своё не соглашался.
Дом, хоть и видавший виды, был просторный, и места всегда всем хватало. Марину по большому счёту всё устраивало, кроме вечно недовольного Степана Емельяновича и ощущения, что она в гостях, а не у себя дома. Участок был небольшой, но красивый, с длинными соснами и цветущими горками на солнечной стороне, которыми мать Игоря гордилась, и каждое лето неутомимо высаживала всё новые и новые растения, в основном однолетники, только они, по её мнению, создавали в саду такую неописуемую красоту. Ещё было много кустов роз, которые, непонятно по какой причине, были самые роскошные в округе и стояли до поздней осени, не считая пионов, георгинов и осенних астр всех мастей.
Марина раскинула руки, глубоко вдохнула терпкий запах лета и почувствовала облегчение, словно скинула с себя нечто отвратительное и гадкое: «В принципе, что произошло? Ровным счётом ничего существенного. Насочиняла себе и расклеилась оттого, что всё оказалось не более чем выдумкой. И хорошо, что не вписалась в дурацкую историю с непредсказуемым концом». Конечно, было тягостно осознавать, что её самоуверенности нанесён огромный урон. «Когда тебе под сорок, надо немного реалистичней смотреть на вещи», – впервые она задумалась о том, что время летит до отвратительного быстро и наступит момент, когда со многим придётся смириться. Ей захотелось скорее прижаться к Игорю и искать у него защиты от самой себя. И этот Фёдор, будь он неладен, здесь совсем ни при чём. Дело только в ней.
Судя по доносившимся голосам, семейство расположилось в деревянной беседке, выкрашенной в традиционно травянисто-зелёный цвет, и, как и ожидала Марина, на столе красовалась румяная шарлотка, вернее, всё, что от неё осталось. Игорь вскочил со стула.
– Нуты даёшь! Зачем-то в «Асторию» поехала… А разоделась-то! Дачница!
«Понятно… Мишке позвонил, – сообразила Марина. – Странно, что он ничего не сказал. Поаккуратней надо. Мало ли… А если бы с Фёдором, например, увидел… Вломил бы? Вряд ли! Не похоже на Михаила. Вредный, но немногословный, никогда ни одного лишнего вопроса не задаст. Полное впечатление, что всё до фонаря. Сколько раз с бабами в машину набивались и при нём обсуждали всякую ерунду. Он как отсутствует. Скажешь ему что-нибудь, не с первого раза реагирует, словно оглох. Может, на ус наматывает?»
От Игоря пахло окрошкой, луком и чёрным хлебом. Он по привычке крепко обхватил её руками и на мгновение прижался щекой.
– Садись уже!
Светлана Николаевна засуетилась и начала предлагать и окрошку, и куриные котлеты, и остатки оливье.
Степан Емельянович хранил молчание и по-новому, подозрительно, поглядывал на невестку, словно увидел в ней нечто такое, чего до сегодняшнего дня никогда не замечал.
– Есть не хочу. Чаю выпью. А где, кстати, Сашка?
– Уехал в Дюны[3], – вскользь заметила Светлана Николаевна и побежала за чем-то в дом.
– Что значит – уехал? – Марина уставилась на Игоря.
– Ну что опять?! Понятно же, что не один! С соседями и их мальчишками. Он уже, знаешь ли, не ребёнок с нами весь день высиживать.
Степан Емельянович встал, молча схватил газету со стола и бесцеремонно отправился в дальний конец участка, где прямо под раскидистой берёзой стояла раскладушка, которую складывали и убирали только на зиму. От дождей и сырости она выглядела плачевно и была сплошь покрыта рыжей ржавчиной, оттого что всё лето до глубокой осени категорически запрещалось её прятать или передвигать. Степан Емельянович был уверен, что никто и никогда не сможет её правильно поставить на место, только он, и то изрядно потрудившись. Он был архитектором и, видимо, во всём любил точность. Одним словом, человек со странностями. В Игоре было много от отца, хотя, скорее всего, он больше походил на мать; иногда казалось наоборот, до конца было не разобраться.
Светлана Николаевна принесла из дома только что вскипевший чайник.
– Сейчас чаю налью.
Она хлопотливо переставляла поближе к Марине вазочку с шоколадными конфетами, полную тарелку разных печенюшек и пиалу с домашним клубничным варением.
– Бери шарлотку. Правда, чуть подгорела снизу. Но мужики ели, нахваливали. Да, Игорёш? – она с нежностью взглянула на сына и неожиданно подошла к нему, схватила за голову и чмокнула в темечко.
– Ну мам! – засмущался Игорь и по-детски покраснел.
«Милый он у меня…» – отметила Марина и опять загрустила. От шарлотки отказаться было сложно. «Откуда такой жор? Надо заканчивать с углеводами, прёт как на дрожжах. По мне эндокринолог плачет. Может, со щитовидкой что?» После шарлотки с клубничным вареньем разморило окончательно, и ей захотелось вытянуть ноги. Голова снова опустела, печали перестали быть печалями, всё, к счастью, возвращалось на круги своя. «Всё-таки как хорошо, когда
