– Неплохо! – воскликнул Рейгар. – Если так, то я готов выполнять задания хоть каждый день!
– То есть ты готов каждый день заниматься какой-то ерундой, в то время как я буду исполнять приказы? – единственный, кого новость о лошадях не обрадовала, был Инвер. – А потом ты будешь получать за это награду?
– Остынь, волк, – глухо огрызнулся Рейгар. – Все уже поняли, что ты молодец и единственный, кто хоть что-то стоит в нашей команде. Просто позволь нам бегать рядом и восхищаться твоим мастерством.
Рейгар нависал над Инвером, плотно сжав кулаки. Волк ощерился. Эней предупредительно кашлянул, но легаты не обратили на него внимания.
– Эй! Догисталл, Табард! Прекратили, оба! – тан остался стоять у кресла, но по его напряженной позе было видно, что он в любой момент был готов сорваться и помешать драке.
Постояв ещё с минуту и посверлив оппонента глазами, воины отпрянули друг от друга, и вместе с остальными легатами вышли из комнаты. Как только дверь за ними закрылась, тан упал в кресло, из-за которого вышел крупный рыжий кот и вспрыгнул на колени тана. Тот рассеянно начал гладить кота за ободранными ушами.
– Когда ж они уже наконец начнут ладить? – задумчиво протянул Эней. – Без взаимопонимания и поддержки им не выстоять в последнем сражении. Да и дожить до этого сражения будет непросто.
Кот оглушительно замурчал и свернулся клубком на коленях воина.
– Эх, Сет. Мне бы твоё спокойствие… а ты давай не разлеживайся! Тебе ещё на рынок ехать и желательно доехать до туда раньше, чем легаты вернутся.
Художник: Ксения Болконская
Кот что-то промурчал и перевернулся на другой бок.
– Ладно, – пробурчал Эней. – Сам съезжу. Но тогда я возьму твоего коня. Ты не против?
Кот ничего не ответил. Эней бережно переложил спящее животное на кресло и на цыпочках вышел из комнаты, бесшумно притворив за собою дверь.
***
Выйдя с территории сада, легаты действительно увидели четырех молодых лошадей. Животные не были привязаны и свободно бродили вдоль забора, ощипывая сочную молодую траву.
– Вау! – присвистнул Рейгар. – Наши собственные лошади! Эней не соврал.
– Да, лошади действительно неплохи, – со знанием дела отозвалась Анагон. Инвер же поглядывал на животных с недоверием.
– И где чья?
– Лошади сами определяют себе хозяев – один раз и на всю жизнь. Как и собаки, – Анагон как зачарованная рассматривала лошадей.
– И филины? – откликнулся Рейгар.
– Да. Только лошади и собаки не умирают вместе со своим хозяином. Они умирают за него. И делают это без тени сомнения.
В этот момент вороная с синим отливом лошадь подошла к девушке и положила голову ей на плечо. Анагон немного присела под тяжестью мощной шеи, но улыбнулась и шепнула : «Вот видите».
Анагон быстро оглядела остальных лошадей:
– Рей, попробуй подойти вот к тому, гнедому, с «носочками», который ещё головой трясет постоянно.
Крупный конь, какие обитают только в северных землях, исподлобья смотрел на парня.
– Он смотрит на меня как-то… недобро. Может, лучше к той? – он указал пальцем на тоненькую белую в яблоках лошадку.
– Ты раздавишь её, – засмеялась кошка. – А этот конь точно выдержит тебя. А смотрит так потому, что ждет.
– Чего?
– Когда ты осмелишься оседлать его, конечно же! Не бойся, иди.
Рей сделал несколько шагов к коню и протянул вперед руку, желая погладить его, но тот резко заржал и встал на дыбы. Еще секунда и тяжелые копыта коня обрушились бы на парня.
– Схвати поводья! Быстро!
Рей поднырнул под коня и схватил его под уздцы. Животное тут же успокоилось и принялось щипать траву, как ни в чем ни бывало.
– Он проверял тебя. Ты прошел испытание и доказал, что имеешь право оседлать его.
– Да я чуть не умер, пока просто подходил к нему! Что будет, когда я его оседлаю, – Рейгар стер со лба испарину испуга. Анагон вновь засмеялась.
Художник: Кто в моей коробке?
– У тебя очень строптивый конь, но если вы найдете общий язык, и ты не будешь его обижать, то вы станете лучшими друзьями на ближайшие лет тридцать. Это молодые лошадки, им года четыре. Отличный возраст.
Анагон обернулась к волку, который с ещё большим неудовольствием рассматривал лошадей.
– Теперь ты, Инвер. Мне кажется, что твой вот тот белый, с черными гривой и хвостом. Такой окрас – признак породы. Мне кажется, ты тоже породистый… пойми меня правильно.
Конь вдруг сам подошел к легату и склонил голову. По знаку Анагон, Инвер проделал то же самое. Выразив так почтение друг к другу, конь и человек встали рядом.
– Получается, это моя? – Венус указала на стройную белую кобылку.
– Да.
Венус, оглянувшись по сторонам, сорвала цветок ригитуса, росший в тени забора, и протянула его лошади. Та аккуратно приняла его из руки девушки. Венус приобняла лошадь за шею и прошептала что-то ей на ухо. Лошадка тихо заржала.
– Ей нравится её имя, – улыбнулась девушка. – Я назвала её Полулунница.
Рей рассмеялся.
– И в ясные ночи при полной луне она будет быстрее всех лошадей на Алиоте?
Анагон и Инвер недоуменно переглянулись. Венус смущенно хихикнула.
– Возможно. От имени многое зависит. И характер, и достоинства, и даже судьба. Так говорила моя мать.
– Надо будет хорошенько подумать над именем, – Инвер, уже вскочивший на коня, неуверенно потрепал его черную гриву. Конь потряс головой. Волк осмелел и, запустив пальцы в густую гриву, наконец-то улыбнулся.
Рей задумчиво прищурился, глядя в глаза коня. Животное отвечало ему долгим, почти человеческим взглядом. Воин облизнул губы и сбросил с себя оцепенение.
– Если сейчас никто больше имена придумывать не собирается…
Парень положил руку на седло и, резко развернувшись, прокричал:
– По коням!
***
Через час легаты были на базаре. Рейгар тут же раздал всем деньги – «Не люблю быть ответственным за что-то общее», – сказал он.
Рынок жил. Продавцы кричали, дети плакали, женщины спорили и торговались. Жар яркого конорского солнца соединялся с жаром каменных улиц и домов, кузниц, забегаловок, пекарнь. Но люди, которые здесь работали, уже давно привыкли к этой жаре и потому, не обращая на нее внимания, продавали, покупали, менялись, кричали… Это был целый город внутри города, где действовали свои порядки, свои законы, по которым проходил час, день, жизнь. Неподготовленному человеку здесь сразу становилось плохо от суматохи, но зато тот, кто хоть немного пожил здесь, вдохнул этого воздуха, который никогда не бывал чистым, чувствовал себя, как рыба в воде. Это была его стихия, его дом.
