Они взяли щенка из корзинки, и на руках у Лайама тотмоментально ожил. Саша стояла и смотрела, как собачка лижет его в лицо. Щенокбыл черный с крошечным белым пятнышком на голове. Лапы черные, с белыми«носочками». Лайам радостно сказал, что в детстве у него тоже былкокер-спаниель.
– Может, сам его и купишь? И домой отвезешь? –предложила Саша. Лайам определенно был очарован щенком и вернул его с большойнеохотой. Малыш жалобно заскулил, а когда они стали выходить из магазина,тихонько тявкнул им вслед. Лайам обернулся и бросил грустный взгляд на щенка.
– В Англию я его взять не могу, – он, словноизвиняясь. – У этих англичан все очень сложно. Они, правда, немного смягчиликарантинные порядки, но все равно там столько требуется бумаг – все ногистопчешь. К тому же, – добавил он с озорной улыбкой, – я слишкомбезответственный, чтобы иметь собаку. Когда я работаю, обо всем забываю. Преждечем завести собаку, мне надо снова жениться.
– Вот так признание! – ахнула Саша. Ее опасенияподтверждались, но они ее больше не пугали. Это была просто констатация факта.Он был очаровательный, но безответственный мальчишка. И знал это, как, впрочем,и она.
Ближе к вечеру Саша отвезла Лайама в аэропорт. Прежде чемвыйти из машины, он долго молча смотрел на нее.
– Я прекрасно провел с тобой выходные, – наконецтихо проговорил он. Любовью они не занимались. Никаких безумств не совершали.Просто были вместе, гуляли, разговаривали, ели мороженое, делилисьвоспоминаниями, сидели в кафе. Именно этого ей так не хватало. И все эторазительно отличалось от всего, что у нее когда-то было в жизни. Они с Артуромвели абсолютно взрослую серьезную жизнь, жизнь ответственных друг за другалюдей, занимающихся делом. С Лайамом она чувствовала себя и моложе, ираскованней. Это был наполовину мужчина, наполовину мальчик, если бы онапозволила – то и любовник, а временами он пробуждал в ней материнские чувства.
– Мне тоже было хорошо, – она в ответ. –Спасибо за сюрприз. Если бы ты сначала позвонил и спросил разрешения прилететь,я бы запретила тебе это делать.
– Именно поэтому я и не стал спрашивать, –проговорил Лайам, нагнулся к ней и поцеловал. Саша была признательна Лайаму заего выдержку. Но сейчас, когда он ее целовал, в ней вдруг ожило все, что онапочувствовала к нему в Лондоне. Если бы Лайам поцеловал ее так чуть раньше, онане смогла бы устоять. А уж он – и подавно. Они долго сидели обнявшись, ицеловались, а потом, отстранившись, так же долго смотрели друг на друга. Саша вглубине души жалела, что они расстаются, но иначе и быть не могло. На этот разей не за что было его укорять. – Я хочу снова приехать к тебе, –сказал он. – Ты мне позволишь, Саша?
– Посмотрим. Мне надо подумать. Кто знает, не будет лиэто называться «искушать судьбу»? И не будем ли мы себя обманывать, надеясь,что не переступим черту? Должна признаться, против тебя трудно устоять. –Лайам поцеловал ее опять и лишь подтвердил ее слова. Сашу пронзило нахлынувшеежелание. Ей сейчас хотелось одного: немедленно отвезти Лайама обратно – к себедомой. Но она сдержалась. Этого делать нельзя! Саша первой вышла из машины ирассмеялась, видя, как он неловко перебирает ногами, чтобы выбраться.
– Господи, ты же владеешь такой галереей! Может, с моихкомиссионных наконец купишь себе приличную машину? Так недолго и позвоночникповредить. Может, тебе аванс выплатить?
Лайам наконец ступил на тротуар и потянулся. На нем опятьбыли его ковбойские сапоги, джинсы, ирландский свитер крупной вязки ибейсболка, подаренная сыном. Высокий, мужественный и вызывающе молодой. Все внем ей нравилось, а больше всего – это мальчишество, которого она одновременнотак боялась.
Они направились к зданию аэропорта, нашли нужную стойку.Саша в молчании проводила его на посадку. В эти минуты Саша страстно желала,чтобы он никуда не улетел, а остался. И одновременно – так же сильно – онахотела, чтобы он улетел и больше никогда не возвращался. И оба этих желания содинаковой силой боролись в ней, не уступая одно другому.
– Я буду скучать, – тихо проговорил он.
– Я тоже. – Она говорила искренне. Она всегда былас ним честна.
Лайам снова поцеловал ее, долго и жадно.
– Иди… опоздаешь… – прошептала она совершеннообессиленная. Лайам побежал, обернулся в последний раз, улыбнулся, помахал ивошел в автобус. На борт самолета Лайам поднялся последним.
Лайам занял свое место, погруженный в мысли о Саше. Какаяона разная – резкая и нежная, беззащитная и сильная. Серьезная и печальная,когда говорит о родителях или о покойном муже. А то вдруг смешливая и озорная,совсем как девчонка, когда заходит речь о ее художниках, о детях, о ее взглядахна жизнь. Сашины требования к жизни были просты и непритязательны. Сложностиначинались там, где дело касалось ее строгих принципов поведения в обществе ивпечатления, какое она хотела оставить у окружающих. То она неприступная дама ичопорная леди, а в следующий миг уже капризная и легкомысленная. От Ксавье онзнал, что она прекрасная мать, ?? сам уже убедился, что и прекрасный друг тоже.Ответственная, порядочная, талантливая, блестящий специалист в своей области –и в то же время маленькая одинокая женщина, нуждающаяся в любви и заботе. И какбы она ни вознамерилась с ним бороться, Лайам хотел стать тем, кто даст ей этузаботу и любовь. Сколько бы времени на это ни ушло!
Глава 7
На другое утро в своем кабинете Саша была тиха и задумчива.Она долго сидела за столом, смотрела на бумаги, разложенные перед ней, и словноих не видела. Она думала о Лайаме, о том, какие это были счастливые выходные иодновременно о том, как глупо было вообще позволять себе быть с ним. Она ни намиг не сомневалась, что, если так и дальше будет продолжаться, кому-то придетсяиспытать новые страдания. И скорее всего – ей. А может, и ему. Но она рисковалабольше.
Саша в задумчивости смотрела в окно, когда вошла Эжени.
– Саша, – неуверенно начала она, – тебепосылка. Не знаю, как с ней поступить.
«Скорее всего, это картины от кого-то из художников», –решила Саша. Те из них, кто жил в Европе, всегда присылали свои работы в Париж,а отсюда она уже отправляла их в Нью-Йорк, если выставлять предстояло там.
– Положи туда же, где все работы, присланные на прошлойнеделе, – рассеянно проговорила Саша. – Первого февраля все отправимв Нью-Йорк. Только сверь со списком, вдруг это что-то для местной экспозиции.
– Мне кажется, отправлять в Нью-Йорк ее точно нестоит, – смутилась Эжени. Иногда Саша ее пугала, особенно в последнеевремя. А как она отнесется к этой посылке, вообще трудно было сказать.
– Ради бога, Эжени, оставь эту таинственность! Что впосылке?
– Принести?
– Если она не распакована, то не надо. Я не хочупревращать свой кабинет в подсобку. Сначала вскрой упаковку в экспедиции. Япотом посмотрю. – Эжени продолжала стоять со смущенным видом. Сашаначинала не на шутку сердиться. – Хорошо, неси. Потом уборщицупозовем. – Было видно, что секретарша считает необходимым вручить посылкуСаше в руки, и та уже начинала подозревать подвох.
