Моим замечательным, необыкновенным, любящим детям – Беатрис,Тревору, Тодду, Нику, Саманте, Виктории, Ванессе, Максу и Заре, которыенаполняют мою жизнь не только смыслом, но и радостью, счастьем и любовью вовсех ее проявлениях. Как мне повезло в жизни, что у меня есть вы, с вашимсмехом, любовью и всеми прекрасными мгновениями, которые мы проживаем вместе.Не устаю радоваться вам, благодарить и ценить вас больше, чем можно выразитьсловами. Пусть когда-нибудь господь одарит вас такими же чудесными детьми,какими вы являетесь для меня.
С любовью, мама.
– А как это – приручить?
– Это давно забытое понятие… Оно означает: создать узы.
– Узы?
– Вот именно… – сказал Лис. – Ты для меняпока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч другихмальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен… Я для тебя всего тольколисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь,мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И ябуду для тебя один в целом свете…
…Если ты меня приручишь, моя жизнь словно солнцем озарится.Твои шаги я стану различать среди тысяч других. Заслышав людские шаги, я всегдаубегаю и прячусь. Но твоя походка позовет меня, точно музыка, и я выйду изсвоего убежища… Как чудесно будет, когда ты меня приручишь!..
Лис замолчал и Долго смотрел на Маленького принца. Потомсказал:
– Пожалуйста, приручи меня!
– Я был бы рад, – отвечал Маленький принц, –но у меня так мало времени. Мне еще надо найти друзей и узнать разные вещи.
– Узнать можно только те вещи, которыеприручишь, – сказал Лис. – У людей уже не хватает времени что-либоузнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов,которые торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей. Еслихочешь, чтобы у тебя был друг, приручи меня!
– А что для этого надо делать? – спросил Маленькийпринц.
– Надо запастись терпением, – ответил Лис. –Сперва сядь вон там, поодаль, на траву, – вот так. Я буду на тебя искосапоглядывать, а ты молчи. Слова только мешают понимать друг друга. Но с каждымднем садись немножко ближе…
… – Вы еще ничто. Никто вас не приручил, и вы никого неприручили. Таким прежде был мой Лис. Он ничем не отличался от ста тысяч другихлисиц. Но я с ним подружился, и теперь он – единственный в целом свете.
Антуан де Сент-Экзюпери, «Маленький принц»
Глава 1
Галерея «Сювери» в Париже занимала элегантный особняк XVIIIвека в предместье Сент-Оноре. Коллекционеры приезжали сюда по предварительнойдоговоренности и через калитку в массивных воротах попадали во внутренний двор.В центральной части здания размещалась основная галерея, в левом крыле – офисыее владельца Симона де Сювери. А справа располагалось современное крыло, пристроенноек галерее его дочерью. За домом раскинулся живописный сад со множествомскульптур, в большинстве – роденовских. Симон Сювери владел галереей уже болеесорока лет. Его отец, Антуан, в свое время был одним из самых прославленныхевропейских коллекционеров, а Симон, прежде чем открыть галерею, занималсяисследованием живописи Возрождения и голландских мастеров. Теперь к нему законсультациями обращались музеи всей Европы. Частным коллекционерам он внушалблагоговение, а всем, кто был с ним знаком, – восхищение и отчасти страх.
Симон де Сювери имел внушительную внешность. Высокий,могучего телосложения, с суровыми чертами лица и темными глазами, которые,казалось, пронизывали тебя насквозь. Жениться Симон не спешил. В молодости онбыл слишком занят созданием своего дела, чтобы тратить время на любовныепохождения. Женился он поздно – в сорок лет, на дочери влиятельногоамериканского коллекционера. Это был удачный, можно сказать – счастливый союз.Марджори де Сювери никогда напрямую не встревала в дела галереи, которая кмоменту ее замужества уже прочно стояла на ногах. Она восхищалась плодамитрудов своего супруга. Она любила его всем сердцем и страстно интересоваласьвсем, что он делает. Марджори была художница, но так и не научилась безсердечного волнения демонстрировать свои работы. Она писала изящные пейзажи ипортреты и раздаривала их друзьям. По правде сказать, Симон имел слабость к ееработам, хотя в профессиональном отношении они его не впечатляли. Во всем, чтокасалось галереи, Симон был беспощаден и решителен. Воля у него была стальная,ум – острый, как алмаз, чутье – тонкое и безошибочное. И глубоко под всем этимскрывалось – и никогда не показывалось – нежное сердце. Точнее, так говорилаМарджори. Хотя верили ей не все. С подчиненными он был справедлив, с клиентами– честен, а в погоне за ценными для галереи приобретениями – неутомим. Бывало,годы уходили на то, чтобы раздобыть какое-то конкретное полотно или скульптуру,но Симон никогда не останавливался на достигнутом. Точно так же, будучи холостым,он искал себе жену. А заполучив, хранил ее как величайшее сокровище – то естьдержал при себе. В обществе он появлялся лишь тогда, когда это было необходимо– обычно это были приемы для клиентов в одном из флигелей здания.
Обзавестись детьми они решились не сразу. Вообще-то, этобыло решение Симона, и ребенок появился только спустя десять лет после ихбракосочетания. Зная, что Марджори жаждет детей, Симон наконец внял ее мольбам,а когда родилась дочка, а не сын, почти не огорчился. Когда родилась Саша, Симонубыло уже пятьдесят, а Марджори – тридцать девять. Саша сразу же стала дляматери светом в окошке. Они были неразлучны. Марджори многие часы проводила смалышкой, они вместе смеялись, распевали песенки, играли в саду. Когда Сашапошла в школу и они оказались разлучены, Марджори почти что погрузилась втраур. Саша была очаровательным и ласковым ребенком. Темноволосая и смуглая,как отец, она обладала воздушной нежностью своей матери. Марджори былаголубоглазой блондинкой с ангельским личиком и походила на мадонну ситальянских полотен. У Саши, как и у матери, были нежные черты лица, а волосы иглаза – темные, в отца, но в отличие от обоих родителей девочка была невысокаяи хрупкая. Отец любил ее поддразнивать и называл ребенком в миниатюре. Но вхарактере у Саши не было ничего мелкого или слабого. Она оказалась наделенастальной волей, как отец, и теплотой и нежностью, как мать, и с ранних летдемонстрировала унаследованную от отца целеустремленность. Тот сталвоспринимать дочь всерьез, лишь, когда ей исполнилось четыре или пять лет, и стех пор говорил с ней только об искусстве. В свободные минуты он показывалдочери галерею, рассказывал о разных художниках, учил распознавать их кисть ипоказывал репродукции в альбомах. Едва она научилась писать, как он сталдобиваться от нее не только правильного произношения, но и правильногонаписания имен знаменитых мастеров. Девочка не сопротивлялась, а, напротив,впитывала все, как губка, и бережно сохраняла в памяти каждую крупицуполученной от отца информации. Симон очень гордился дочкой. И все сильней любилжену, которая серьезно заболела через три года после рождения ребенка.
