Ознакомительная версия. Доступно 66 страниц из 327
Новую систему союзов Остерман, по-видимо-му, и здесь продолжавший развивать идеи Лейбница о соперничестве обеих стран с турками и их общей задаче спасти христианскую Европу от ислама, выстроил в общих чертах уже в 1725 г. в памятной записке. Эти соображения в конечном итоге вылились в смену дипломатических ориентиров России и отход от политики союзов Петра Великого, в последние годы жизни повернувшегося к Франции.
Герцог Эрнст Иоганн Бирон, фаворит Анны Иоанновны, политический соперник Остермана
Эта новая система — «оборонительная политика равновесия», направленная против всяческих гегемонистских устремленийФранции, порождает значительные внутриполитические трудности, поскольку отношение к его политике при царском дворе далеко не однозначно. Но эта система, в комбинации с дипломатическими мерами по обеспечению мира на Севере, хорошо проявила себя как в войне за польское наследство 1733–1735 гг., так и, хотя и не столь успешных, походах против турок (1737–1739). Система Остермана с ее принципиальной ориентацией на союз с Австрией выдерживает и потрясения, испытанные европейской государственностью в 1740 г., и тяжелые последствия смен правительств в Берлине, Вене и Санкт-Петербурге, пусть Остерману и не удается, несмотря на все усилия, предотвратить военные столкновения между Пруссией и Австрией.
Система Остермана даже переживает его собственное падение, поскольку — ирония судьбы! — сохраняется без каких-либо изменений при новой царице Елизавете Петровне. Эта «система союзов Остермана» представляет собой его самое оригинальное и важное достижение в области внешней политики и на многие годы остается главнейшей константой европейской политики.
Следует признать: в условиях крайней нестабильности отношений власти в тогдашней России, при соривших деньгами на содержание дворов, но малопригодных для государственных дел преемницах и преемниках Петра Великого, многое в государственной политике носило лишь эпизодический характер. Остерману не всегда везло во внутриполитических делах, и в целом ему негде было развернуться. Но тем не менее, Андрей Иванович Остерман (как он уже давно именует себя) — единственный при российском дворе имеет ясные цели и пытается добиваться их, проявляя при этом немалую ловкость. Будучи компетентным, творческим, трудолюбивым и к тому же, как постоянно подчеркивают современники, неподкупным специалистом, Остерман заботился о бесперебойном ведении правительственных дел.
По крайней мере, таково мнение многих иностранных послов, например, саксонского временного поверенного Иоганна Лефорта: «К Остерману я испытываю большое доверие; огромная российская государственная машина в основном держится на нем, и он единственный неподкупен». Аналогичного суждения придерживается его важнейший политический противник на европейской сцене — французский министр иностранных дел кардинал Флери: «Остерман единственный министр в Петербурге, который действительно в состоянии работать и вести дела».
А прусский король Фридрих Великий с уважением подчеркивал, что в «школе опыта» Остерман сформировался в человека, способного нести «бремя государственных дел»: «Как опытный рулевой, он неизменно уверенной рукой вел корабль государства сквозь бури революций. Он был уроженцем графства Марка в Вестфалии и имел невысокое происхождение. Но природа раздает таланты невзирая на генеалогическое дерево… Он был осторожен и дерзок, смотря по обстоятельствам, и отказывался от участия в придворных интригах, чтобы сохранить в своих руках государственные бразды правления».
Хотя многие действия и решения Остермана могут быть расценены по-разному, в том числе и критически, одно бесспорно: граф Генрих Остерман с 1725-го по 1740 г. принадлежит к числу самых значительных государственных деятелей Европы. Он просвещенный, рационально мыслящий и действующий политик, для которого существует один приоритет — «государственные интересы».
Уже из-за одного этого он неизбежно должен был войти в противоречие со многими интересами при дворе. Но, несмотря на все противодействие вельмож, на всю вражду и непостоянство придворных союзов, он сохранил рациональную часть реформ Петра I и сохранил для будущего России европейские идеи Просвещения и Прогресса. Тем самым он обеспечил не только европейский статус России, но и на длительное время — свое политическое выживание. Ведь, без сомнения, его политическое существование тесно связано с сохранением, защитой и развитием петровских идей и реформ.
Как удалось Остерману всего достичь? Он был гениальным мастером политической тактики и стратегии. Это стало возможным только благодаря тактической ловкости, тонкому психологическому чутью и способности приспосабливаться к людям и обстоятельствам, одновременно влияя на них в своих интересах.
Современник, наблюдавший Остермана вблизи, характеризует его следующим образом: «Граф Остерман, бесспорно, был одним из величайших министров своего времени. Он обладал глубокими знаниями преимуществ всех европейских дворов. Он умел проникать в суть вещей и обладал недюжинным умом. Он был чрезвычайно работоспособен, очень ловок и неподкупен. С другой стороны, он был сверх меры недоверчив и часто слишком давал волю своей подозрительности. Он не выносил, чтобы кто-то был равен ему или выше его по положению. Он хотел решать все дела, прочие должны были только поддакивать и подписывать. Благодаря своей государственной мудрости, подсказывавшей ему, когда имеет смысл притвориться больным, он возглавлял 6 правительств подряд. У него была особая манера говорить так, что лишь очень немногие могли похвалиться тем, что поняли его. Все, что он говорил и писал, можно было понимать по-разному. Он был мастером всевозможных перевоплощений, никогда не смотрел людям в лицо и часто бывал растроганным до слез, если считал необходимым расплакаться».
Остерман всегда избегал света гласности и блеска двора. Он культивировал тайную дипломатию внутри и вовне. Но он перегибал палку, в чем позднее его будет обвинять императрица Елизавета: он не проводил совещаний с министрами и предназначенными для этого инстанциями, он принимал все решения «исключительно по своему усмотрению» и вскоре прибрал к рукам «все управление империей». Дела и отчеты попадали не в коллегии и ведомства, а по его указанию «все приносятся к нему домой». И на самом деле, Остерман, действительно часто прихварывающий и больной подагрой, под предлогом того, что у него ноги не ходят, старался решать как можно больше государственных дел за своим домашним письменным столом. Здесь он мог защитить себя от предательства и огласки, здесь он мог держать в руках тайные нити увереннее, чем в коллегиях или при дворе, неумеренные удовольствия, развлечения и поверхностность которого мало импонировали ему.
Впрочем, можно сомневаться в том, что из-за этого он, как иногда предполагают, считался «инородным телом» в придворном обществе. Скорее, его держали на расстоянии самозащита и сознательный расчет — следует отказаться от придворных интриг, чтобы сохранить управление страной. Ведь А. Остерман не чудак и не аутсайдер. Ведь он и его жена Марфа вели в своем великолепном дворце, «одном из самых богатых в Санкт-Петербурге», вполне княжеский, пусть и не совсем уж расточительный образ жизни и выполняли все свои представительские и общественные обязанности. В своем дворце, ограниченном с западной стороны Петровской площадью, а с севера — берегом Невы, Остерман давал официальные приемы, устраивал балы, принимал членов правительства, иностранных дипломатов, ученых и художников.
Ознакомительная версия. Доступно 66 страниц из 327
