— Ладно, есть у меня один такой. Вчера только услышал. Приехала бабка из деревни в Москву. Ходит и наш Арбат ищет. Спрашивает у мужика: «Где тут Арбат?» А он указывает на мильтона: «Спроси вон у того гада». Старуха прямо к постовому, спрашивает «Гад, как проехать на Арбат? Тот возмутился: «Ты меня, власть, оскорбляешь. Плати, старуха, штраф три рубля». Старушка заплакала, а делать нечего, дает мильтону червонец. Других денег нет. А мильтон: «У меня сдачи нет. Стой рядом, жди, когда других наштрафую». Бабка стояла, стояла. Надоело ей ждать, и она, потеряв терпение, в сердцах ему и говорит: «Не буду ждать сдачи: ты гад, гад и на рубль зараза».
Все дружно залились смехом: милицию боялись и потому ненавидели.
Шкелет, довольный произведенным эффектом, перешел к рассказу о своих воровских подвигах. Долго рассказывал, как готовил кражу из сумки зазевавшейся женщины. Но тут вошел известный на Арбате бригадмилец по кличке Папье-Маше, и он вынужден был выскочить на ближайшей остановке. Не желая от него отставать, в разговор вступил Угол:
— Вскоре я вас на все лето покину. Приедут в Москву знакомые гастролеры, и я с ними рвану на «железку» чемоданы тырить. Мы обычно залезаем на крышу вагона, хлопцы мне веревку за ноги привязывают, и я на ходу в открытую фрамугу окна залезаю, беру чемодан и им передаю. На подъеме, когда поезд замедляет ход, сбрасываем чемодан и сами соскакиваем. Находим чемодан и вскрываем замки. А там уж как повезет: иногда одни поношенные шмотки достаются, а если повезёт, то крупные деньги и дорогие фотоаппараты попадаются. Загоняем товар в ближайшем городе и снова на ходу седлаем очередной поезд. Так и гуляем по Союзу.
Тут вперед выступил Сверчок:
— А у меня пока затишье. Но в конце мая пригреет, и народ форточки и окна начнёт открывать, то и моя очередь придет.
Тут вмешался Боцман:
— Ну, хватит языком болтать о будущих подвигах. Слушай, Мустафа, покажи-ка лучше свой арсенал. Пусть Нинка видит, что и мы не лыком шиты. Все для отражения врага имеем.
Мустафа пролез в проем между стеной голубятни и чердачными стропилами. Покопался в углу и извлек брезентовый мешок. Неторопливо извлек на свет пять финок и два пистолета. Один отечественный «ТТ» и немецкий парабеллум. Насладившись произведенным эффектом, Мустафа похвастался:
— Вот эти два пера я сам в ФЗУ выточил и из пластмассы наборные рукоятки сделал. А те три финки трофейные, с войны привезенные.
— А пистолеты где взяли?
— Парабеллум — добыча Угла. Расскажи.
— В Харькове на вокзале капитана пьяненького засекли с чемоданом. С нами Лялька была. Маруха — красивая. Отвлекла внимание капитана, а мы с Дымом увели из-под носа чемоданчик. Когда шум поднялся, Лялька успела слинять. Вскрыли в тихом месте украденный «угол», а там на дне парабеллум с патронами. Наверное, вез офицерик трофей домой, да зазевался. Цап-царап, ауфидерзейн: вещи ваши стали наши.
Боцман взял в руки «ТТ» и покрутил им в воздухе:
— А это вещь серьезная. Пуля насквозь пять толстых досок, вместе сложенных, пробивает. Мы опробовали за городом. А другой пистоль Сверчок из квартиры вместе с часами и деньгами утащил. Так что нас так просто не возьмешь. Чуешь, к кому в компанию попала?
И Нинка, осознав, что весь этот хвастливый треп и демонстрация оружия предназначены исключительно для завоевания ее благорасположения, горделиво ощутила силу своего женского обаяния и влияния отчаянных парней. И, стараясь их не разочаровывать, похвалила:
— Молодцы, хлопцы, не хуже наших, лиговских. Только у питерских ныне мода заточки делать в виде авторучек. Торчит из кармашка вроде как безобидное вечное перо, а на самом деле в крышку авторучки олово залито и смертельное жало заточки торчит.
Зяма презрительно сплюнул:
— Нашла чем удивить! Мустафа такого барахла за пару дней наклепать с десяток может. Но я сразу посоветовал этого не делать. Сыскари ведь тоже не дураки. Посмотри только на наших пацанов. Мы сильно похожи на тех, кто целыми днями бумаги подписывает? Вот то-то и оно. Мусора многих в нашем районе с заточками, замаскированными под вечные перья, похватали. Вот только некоторых посадили, а кое-кого и отпустили.
— Это еще почему?
В разговор вмешался Боцман:
— Это Зямка на Шарика намекает. Живет эта сволочь порядочная тут недалеко, на Смоленской. Его год назад с финкой задержали в кинотеатре «Арс», да вскоре отпустили. Он вроде из блатных и сидел два раза. Но слушок среди ребят с тех пор идет, что стучит он сыскарям. Его уже однажды урки порезали. Предлог удобный нашли: в карты он якобы передернул. Но удалось выжить подлюке.
— А почему кличка такая — Шарик? Он на собаку похож?
— Нет, ему уже за двадцать, а он худенький и маленький, как щенок. Суетится все время, спешит куда-то, словно ему задницу скипидаром смазали.
— А как же он объяснил, что его, задержав за холодное оружие, отпустили?
— Сказал, что оперативника вызвали на минуту к начальнику из кабинета. А он схватил со стола заточку и в мгновение ока выбросил в открытую форточку. Мусор вернулся, а доказательства нет. Бросился на улицу искать, да не нашел. Кто-то из прохожих, видимо, подобрал. Пришлось им Шарика отпустить. Правда, по горбу ботинком надавали. Шарик всем синяки на спине показывал. Зато от срока отмотался.
— Ловко выкрутился.
— А может, и правда так было. Кто знает. Так что пока шпана Шарика не трогает. Предъявить ему вроде как нечего. Ладно, Мустафа, давай клади все обратно в схрон.
— Неужели, Боцман, в ход оружие пустите? Людей убивать будете?
— Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути. Нас не тронут — и мы не полезем. Ну а в обычной драке, почему не помахать кулаками, если они у нас имеются?
Тут в разговор вмешался Зяма:
— Мы еще пока никому не уступали. Знаешь, как у нас Боцман умеет бить: с одного удара любого с ног валит. А Мустафа лягает ногой в низ живота, как в футбол играет. Сразу охоту к сопротивлению исключает.
— А ты сам-то как в драке целым остаешься?
— Я обычно на подхвате. Кручусь как ртуть, отвлекаю внимание, пока пацаны свою работу делают.
— Ладно, Зяма, трепаться. В драке всегда приходится за тобой следить, чтобы не покалечили. Один только раз недосмотрели, и тебе нос в два раза горбатее, чем был, сделали.
— Ладно, Боцман, издеваться. У амбала же кастет в руке оказался. Ты его тогда здорово уделал.
— Ну, все, хватит сегодня о делах. Нинка, сбацай чегонибудь на струнах.
И Нинка начала исполнять заученные с пластинок мелодии. Время от времени она бросала тревожный взгляд на укромный угол за голубятней, где хранился грозный арсенал. Она еще не знала, что вскоре примет самое активное участие в его спасении.
Дни шли за днями. Незаметно пролетел месяц. В школе под негласным покровительством Рыжухи все складывалось благополучно. Училась Нинка хорошо, на ходу усваивая учебный материал. И с удовольствием бежала после занятий на ставший для неё привлекательным, и даже казавшийся уютным чердак. Она давала сольные концерты, пацаны относились к ней уважительно и даже дали прозвище Балерина за полюбившуюся неоднократно исполняемую песенку.
