— Итак, — продолжил мужчина, указывая крючковатым пальцем на Тристама и Тома. — Эти два шалопая одеты весьма странно. Кто они? Эмигранты? Крестьяне?
Уставив глаза в лежащие перед ней бумаги, брюнетка по-прежнему не подавала голоса. Ей потребовалось еще некоторое время, чтобы взять себя в руки.
— Да, крестьяне, точнее — крестьянские дети. Были обнаружены возле одного из ваших летательных аппаратов. По их словам, о запрете приближаться к аппаратам они никогда не слышали.
Тристам и Том ошеломленно посмотрели на женщину: что она мелет? по каким таким «словам»? Да они и рта не успели раскрыть…
— Говорят, после того как их нашли, они проспали целых три дня. Причина?
— Они подрались между собой и избили друг друга до полусмерти, — продолжала лгать женщина. — Мы дали больным снотворное, чтобы поставить их на ноги до суда.
— Вечно вы транжирите лекарства! — бросил мужчина. — Они украли что-нибудь?
— Нет, у них в карманах ничего не было.
— Пусть посидят ночь в тюрьме, — ответила женщина, — это научит их уважать законы.
Тристам и Том вскочили со своих мест.
— ЗАТКНИТЕ ИМ РОТ СИЮ ЖЕ МИНУТУ! — приказала женщина.
Больше они не успели ничего сказать: охранники в мгновение ока заткнули обоим рты кляпами и надели на них наручники.
— Вот как, они еще и брыкаются? Хорошо, мы уймем вашу прыть: трое суток тюрьмы! — приказал снегобой. — И дайте каждому по экземпляру «Королевских законов» — пусть выучат наизусть.
— Трое суток тюрьмы, — согласилась женщина-мэр, стукнув по столу молоточком. — Увести.
— Следующее дело! — объявил мужчина в плаще, в то время как охранники выводили Тристама и Тома из зала.
Глава 6
Тюрьма, со слепыми, без единого окна, стенами, размещалась глубоко в недрах облака, на котором была построена Белая Столица. Оказавшись в камере, напуганные Тристам и Том какое-то время молча сидели на кровати, отведенной им на двоих, — в действительности это были обычные дощатые нары, прикрепленные к стене с помощью металлических кронштейнов. Когда глаза привыкли к слабому свету, сочившемуся из зарешеченного дверного окошка, друзья заметили, что они в камере не одни.
На других нарах лежал дряхлый старик. Он был очень худ, кожа его казалась прозрачной. За все то время, что дети находились в камере, он не шелохнулся.
— Ты как думаешь — он мертвый? — прошептал Тристам.
— Нет, дышит.
Лампочка в коридоре начала мигать и почти сразу погасла; камера погрузилась в темноту. Друзья прижались друг к другу. Тристам не сводил глаз со спящего старика.
— Может, о нем забыли? — предположил Том. — Может, нас тоже бросят здесь и забудут?
— Мы прилетели куда-то не туда… — протянул Тристам.
— Я уже понял! Ты видел? У человека в плаще — там, в суде, — на спине была такая же вышивка, как у типа, который арестовал твою мать!
— Видел.
— Это военный из элитного подразделения армии тирана. Отец говорил мне о них. Их называют снегобоями.
— Я так и подумал… — Тристам опустил голову. — Мы угодили в один из городов тирана.
— Не уверен! Ты слышал разговор между человеком в плаще и этой женщиной?
— До чего же она противная! — воскликнул Тристам. — Сажать в тюрьму детей — кем для этого надо быть, а? Кроме того, она забрала пакет, который мне дала мама.
«И мою книгу», — с грустью подумал Том. С тех пор как он очнулся в больнице, эта пропажа не давала ему покоя. Ведь трактат Санберна был единственным средством узнать, как победить тирана! Когда Том вспоминал, что книги у него больше нет, он готов был расплакаться. Впрочем, после суда, где женщина-мэр держалась довольно независимо и нисколько не подпевала снегобою, в нем затеплилась слабая надежда, что драгоценный трактат все-таки удастся вернуть.
— Снегобою, мне кажется, — задумчиво сказал он, — подчиняются только солдаты. А полиция вся из местных. Похоже, им не так уж нравится присутствие чужаков.
Тристам вспомнил происшествие в вестибюле суда. Он мог бы поклясться, что полицейские защитили его тогда от враждебно настроенного солдата. Как обычно, Том был точен в своих оценках.
— Трис!
— Ау?
— Что было в пакете, который тебе дала мама?
— Не знаю. Я его не открывал. А что?
Том не ответил, потому что в эту минуту старик зашевелился на своих нарах и сел. У него было изможденное лицо и суровый взгляд.
— Здравствуйте, — сказал вполголоса Тристам, неуверенно наклоняя голову.
Но немигающий взгляд старика, казалось, был устремлен сквозь них.
«Вот тебе на! Он нас не видит! — подумал Том. — Чего доброго, он вообще псих!»
Внезапно глаза старика вспыхнули, как если бы в глубине запылал таившийся там огонь. С силой, которую трудно было заподозрить в столь тщедушном теле, он вскочил с нар, приложил руки к ушам и начал поворачиваться на месте.
— Молчите, молчите! — приказал старик. — Это он! Мунди. Слышите? Вот он, вот!
Тристам и Том прижались к стене. У старика был сиплый голос, как у человека, который давно ни с кем не разговаривал. На лице его застыло выражение безумия.
— Вы слышите? — повторил он. — Правда? Вы слышите Мунди?
Друзья, уверенные, что старец сошел с ума, испуганно переглянулись.
— Давай притворимся, будто мы слушаем, — шепнул Тристам.
Они приложили руки к ушам, подняли глаза к потолку и сделали вид, что вслушиваются.
В тюрьме царило спокойствие, но тихо в ней не было.
Со всех сторон доносились какие-то звуки. В дальнем конце коридора глухо отдавались шаги охранников, сквозь стены просачивались обрывки невнятных разговоров или перебранок других заключенных. А еще на этой глубине со свистом гулял ветер, почти полностью заглушая любой другой шум.
Тристам с испугом следил за стариком: судя по всему, тот слышал звуки, которых не существовало.
— Ну же, ну! — настойчиво твердил старик, как будто и сам начинал сомневаться. — Вот теперь! Слышите?
— Да… — почти беззвучно шепнул Том, сидевший с закрытыми глазами. — Кажется, слышу что-то…
