Девочки смущенно замолчали. Ну как сказать Вилли, что его Жозефина — на самом деле безголовый управляющий графа Шлавино? Языки их прилипли к гортани.
…Утка была вкусная, но несоленая. И Марион, как практичная хозяйка, взялась посыпать ее золой. Так всегда делают, если дома нет соли, или если ее берегут…
— Но ведь у нас есть соль! — вспомнила Эвелина. — Забыли? Арабская!
Конечно, взяли только щепоточку. Чуть-чуть — чтобы почувствовать вкус. Соленая утка была совсем не то, что несоленая — даже Вилли Швайн повеселел. Положил на ломоть хлеба, откусил…
— Райская еда!
— Именно что райская, — закивала с набитым ртом Марион. — Уверена, такую утку жарят себе святой Петр со святым Павлом — каждый раз после того, как подстрелят ее в райских кущах.
И Эвелина, отпробовав, подивилась, насколько Марион попала в точку.
— В монастырь я больше не хочу, — сообщила Марион, обгладывая косточку.
— Я тоже, — подхватила Эвелина.
— И для полного счастья мне недостает только одного — конфетки для моего бедного Фауля.
— Мяу, — согласился гоподин Фаульман.
— Но для этого нужно попасть в замок. Ах, если бы кто-нибудь нам помог. Кто нибудь… — Девочки выразительно покосились на Вилли.
И тут Вилли удивил. Хлопнув себя по ляжкам, растянулся в улыбке:
— Честное слово, девчонки! Чего вы так распереживались? Ключик-то от потайной дверцы — вот он!
Была найдена тарелочка с голубой каемочкой, на нее водружен ключ и торжественно преподнесен девочкам. Вилли был самой любезностью. Он объяснил, где искать дверцу, что ведет в замковый садик, и подробно обрисовал, где найти лабораторию, кухню и графские покои.
— Ой, Бог ты мой, только будьте осторожны.
— Не беспокойся, с нами ничего не случится, — поспешили заверить девочки.
— Болван я, право, — рассмеялся тот. — Ну что, на самом деле, с вами может случиться?
…Светил месяц в ночном небе, шумел ветер в ветвях дуба. Эвелина долго не могла уснуть. Она ворочалась и ворочалась на месте, удивляясь, что за странный человек этот Вилли Швайн. Еще днем он яростно бранил их за разговоры о замке, а вечером — пожалуйста: сам отдал ключ. Ну не странно ли?
Вероятно, во всем виновата утка — очень вкусно пожаренная и приправленная арабской солью. Он поел ее, стал добрым — и со всем согласился.
И со всем согласился… Закрыв глаза, Эвелина задумалась. Она думала, думала — да так и уснула.
…Утром Эвелина вскочила, будто кто ее ужалил.
— Вставай, Марион, вставай! Дело не в утке, я знаю, в чем дело!
— А?.. В утке?.. — испуганно спрашивала Марион, терла распухшие со сна глаза и ничего не понимала.
— Нет-нет, не в утке — а в соли, которой приправили утку! Эта соль, — прильнув к уху подруги, Эвелина взволнованно шептала: — эта соль — не арабская!
— Ах! — подпрыгнула Марион в крайнем изумлении.
— Это вообще не соль!
Уверить Марион было недолго. Уже спустя недолгое время, прикрыв рот руками и широко распахнув глаза, та взволнованно кивала. Да, да, она во всем согласна с Эвелиной.
Однако подозрения нужно было проверить.
* * *
— Какая жирная куропатка! — восхищалась Марион, присев на корточки у костра. — Ну, посмотрите-ка, жир так и капает! Ой, не могу ждать, слюнки текут!
— Сейчас, сейчас, — кивал Вилли, поворачивая только что подстреленную птицу над огнем. — Наберись терпения. И, я думаю, немножечко арабской соли не повредит.
Куропатка оказалась сочная, нежная. Всем понравилась. Только Вилли показалась чересчур пересоленной.
— Пересоленная — это очень вкусно, — заверила его Марион, впиваясь зубами в свой совершенно несоленый кусок.
— Твоя правда, — согласился Вилли, посыпав солью дополнительно. — У-у, вкуснятина! В жизни не ел ничего подобного.
Девочки переглянулись.
— А если добавить еще свежих листьев дуба, — осторожно заметила Эвелина, — то вкус заметно улучшается…
Радостно гикнув, Вилли бросился к ближайшему дубу.
— Как же я раньше не знал? — удивлялся он, поедая мясо с дубовыми листьями. — Ах вы, негодницы! Почему сразу не сказали?
— Ну уж если хочешь знать, — приободрилась Марион, — то дубовые листья — это ерунда. Моя мачеха нашпиговывала мясо желудями…
Кррак! — разгрыз Вилли нашпигованный желудями кусок мяса. Ничего, что при этом сломал зуб. Зато какое получил удовольствие!
Марион еще хотела брякнуть что-то насчет еловых веточек, придающих блюду пикантный запах, но Эвелина остановила.
Уединившись в кустах за деревьями, девочки с трепетом раскрыли мешочек с «арабской солью». Сомнений не оставалось: в руках у них был соглашательный порошок.
* * *
Сундучок у Бартоломеуса был, казалось, бездонный. Помимо голов, в нем хранилась куча самой разной одежды: парчовый плащ для щеголеватого дворянина, вышитый золотом и украшенный кистями кошелек купца, простая ряса скромного монаха, головной платок бедной крестьянки… Вывалив весь пестрый ворох на траву, девочки принялись за работу.
Длинные чулки подвязали как можно выше, в чересчур просторные сапожки насовали сухой травы. Рубашку достаточно было просто подкоротить. У кафтана на спине сделали складочки, рукава красиво подогнули. Чтобы кафтан не смотрелся чересчур длинным, в талии его крепко затянули кожаным поясом. А на пояс повесили небольшой кинжал.
Чудо! Вместо Эвелины перед Марион стоял незнакомый мальчик — в голубой шапочке, полосатых чулках и красном кафтане. Только волосы… увы, такие длинные мальчики не носят.
— Придется срезать, — вздохнула Эвелина и протянула подруге кинжал.
Слезы капали на руки Марион: так жалко было роскошных волос, прядь за прядью падавших на землю.
Кончив работу, Марион вытерла глаза. Нечего было печалиться: перед ней стоял красивый мальчик — с длиннющими черными ресницами и короткими волосами до плеч.
— Ах, милашка! Клянусь, граф вас ни за что не узнает!
— Правда?
— Ей-богу, ваше сиятельство.
— Отлично. Теперь… где мой ключ от потайной двери?
— Вот он.
— А «эликсир молодости»?
Марион протянула небольшую плетеную бутыль.
— Я добавила туда ровно половину соглашательного порошка. Другая половина мне понадобится для Вилли.
То была часть хитроумного плана. Оставшись с Вилли, Марион должна была подкармливать его волшебным порошком — и заставить прочесать все окрестности в поисках Бартоломеуса.
— Одно меня смущает, — почесала она чепец, — если Вилли увидит «Жозефину» — да еще без головы, что же он подумает?
