– Какие эмоции! Даже интересно стало, чем же он ей не понравился?
– Я, говорит, была депутатом, руководила самодеятельностью, участвовала в телепередаче «Поле чудес»…
– Ага, уже начинает проясняться.
– Что, Люси?
– Просто несчастная женщина. Одна по городу бродила. И спортсменка и партийка – это всё в прошлом. И о детях, о муже в том письме, конечно, ни слова…
– Ну да…
– А тут ещё всякие живописцы в душу лезут…
– На суде я к ней подошёл, извинился. Она побледнела, вскочила на ноги и принялась бить меня сумкой по голове.
– Как сумкой?
– Ну, как это обычно делают женщины, отбиваясь от хулигана…
– В сумке, надеюсь, кирпича не было?
– Я руками прикрылся.
– И это в зале суда? Куда глядели приставы?
– Суд ожидался интеллигентным. Были приглашены два эксперта, искусствовед, мои друзья-художники. Намечалась содержательная дискуссия…
– Это на одну бедную женщину?
– Конечно, все были в шоке.
– И что же присудили тебе, провидцу-духовидцу?
– «…Картину считать произведением искусства… Изображение женщины на картине…. не связано с личностью Любови Сергеевны Варенниковой… Иск отклонить…»
– Небось дама апелляцию подала?
– Не знаю. Если что, повестка придёт.
– Слушай, гражданин подсудимый, а может, просто-напросто ты совершил художественный промах? Может, ты не образ нарисовал, а образину?
– Обижаешь, Люси. Первая премия на выставке. И вообще, людям нравится. Пойдём, я тебе покажу. Отличный портрет! Эта Любовь Сергеевна когда-нибудь почиёт с миром, а её из-обра-жение будет жить, не скажу, что вечно… Хотя чем чёрт не шутит… Помнишь Шопенгауэра? «Мир – это лишь воля и представление!..» И вообще, Люси, глазами художника на землю смотрит Бог!..
– Я замёрзла.
– Минутку, минутку… Посиди ещё немного.
– Что это ты вдруг лист переменил и за карандаш опять схватился?
– Мысль пришла: нарисовать образ с образа! Интересно, что это за фрукт такой – образ в своей глубинной сути?
2. АЗБУКА БРАЙЛЯ
– Помнишь, Люси, ты мне рассказывала, как тебе, двухлетней, чтобы ты не плакала в одиночестве, давали том энциклопедии. Я представляю: ребёнок с огромным фолиантом на коленях! Переворачивает страницы, смотрит картинки… Девочке два года… И этот бумажный кирпич… Она сидит в углу дивана, обложенная подушками, чтобы не свалилась, и самозабвенно листает… Если бы это была не ты, то я бы подумал – выдумка. А вот и нет! Это была ты, Люси! Двух лет от роду…
– Тогда мне было уже три.
– Три? Это мало что меняет. Пусть будет три, четыре… В такие лета, в лучшем случае, можно буквы выучить и слова типа «мама»… А тут БСЭ!.. Весь опыт человечества!..
Со стаканом только что сваренного на печке глинтвейна он влез на деревянную стремянку с сиденьем наверху, вытащил наугад тяжёлый тёмно-синий том, устроился под потолком поудобнее, раскрыл его и прочитал:
– «Пекулярное движение звёзд – перемещение звёзд в небе, обусловленное их действительным движением в пространстве…» Мамочка моя!.. Ведь и сейчас ни слова непонятно… А что же тогда тебя здесь занимало?..
Сидя у печки в кресле с кочергой в руке, она поколачивала головни и сгребала угли к стенкам.
Заканчивался обыкновенный зимний вечер на даче, когда по лесу гулять уже поздно, а за сериалы садиться – рано. Мороз потрескивал в «суставах» старого строения. Пахло крепким кофе и будто бы подогретыми духами «Cherry».
– Вот скажи мне, Люси, как объяснить увлечённость младенца непонятной книгой?
– Как, как… Смотрела в книгу, видела фигу.
– Шуточки неуместны, Люси. Ребёнка не обманешь. Никакой фигой не заинтересуешь. Ты была захвачена чем-то очень серьёзным. Ты была буквально зачарована, не так ли?..
– И ни одной странички не порвала!
– Вот я и говорю, не игрушкой вовсе это было для тебя. Нет, не игрушкой. Можно было бы отнести это к чисто женскому началу. В таком роде, что девочка с книгой – это вам не девочка с персиками. Такая-то особа гораздо более привлекательна. Элемент кокетства можно было бы допустить, если бы не твои младенческие лета. Хотя нет, слушай, Люси, а не рождается ли кокетство вместе с девочкой? В три-четыре годика девочки уже сами катают колясочки и кормят, укачивают кукол. Вот и книга у девочки на коленях не была ли атрибутом некоего образа для привлечения внимания к себе, чтобы все заговорили о таком милом ребёнке, чтобы он прославился и получил преимущество по отношению с другими. Женское соперничество, стремление к лидерству пронизывает вашу жизнь насквозь. Женщины находятся в состоянии борьбы друг с другом ежеминутно, не так ли Люси?
– Тебя занесло на поляну замшелых сексистов. У мальчиков разве не так же? Эти ваши сражения на палках, споры ни о чём, вечные драки…
– Значит, всё дело в книге, и только в ней! Значит, эти тысячи страниц текста в картонном переплёте испускали какие-то токи, магнитные поля, ещё не поддающиеся измерению, как когда-то гравитационные волны. Гравитацию открыл ещё Ньютон, а прибором измерили эти колебания только через двести лет…
Он захлопнул том и отстранил его на расстояние вытянутых рук.
– Книга притягивает взгляд – с этим ты не будешь спорить, Люси? Запах книги приятно туманит сознание. Волнует тяжесть книги. Ребёнок всё это переживает безотчётно. Как ты думаешь, не в этом ли разгадка нашей с тобой воображаемой картины «Девочка с фолиантом»?
– В твоём глинтвейне разгадка. Воображение разыгралось…
– Обижаешь, Люси! Я давно над этим думаю.
– Не ты первый. Тоже ещё лет сто пятьдесят назад кто-то там «имел благородное побуждение к чтению книг, содержанием которых не затруднялся».
– Ба! Гоголевский Петрушка! Замечательная память у тебя, Люси! Я просто восхищён. Цитируешь, как по-писаному. Не результат ли это фундаментального образования в сосунковом возрасте?
– Это результат трезвой жизни.
– Насчёт Петрушки – отличная мысль, Люси! Петрушка был первым человеком на Руси, кто овладел скорочтением. Чудесно, Люси! Читательский опыт Петрушки вовсе не достоин осмеяния, как и твой в молочном детстве. Всё это лишь подтверждает моё предположение о книге, как источнике особой энергии, передающейся без проводов, квантами…
– Напиточек действует всё сильнее…
– Постой, постой, Люси! Азбука Брайля! Да! Вот! Замечательно! Ведь тогда ты тоже, как слепая, листала эту энциклопедию! И как незрячая, по-своему, всё понимала! Да, невнятно, непроизносимо, но общий дух схватывала и перекачивала в себя – это безусловно!
