– Всему виной землетрясение, а не размеры здания, – сердито возразила Сарай-Мульк.
– Нет, – сказал Тамерлан, – если в слона легко попасть из лука, тому виной не стрела, а именно размеры слона. Почему я, завоевавший почти весь мир, строю себе мавзолей довольно скромных размеров? Не потому, что я настолько уж скромнее моей наисладчайшей Сарай-Мульк. А потому, что мой мавзолей будет стоять вечно, а мавзолей мудрейшей Сарай-Мульк треснул и посыпался при легчайшем подземном толчке. Из всех гигантских сооружений, которые когда-либо возводились великими владыками мира, только пирамиды Мисра стоят неколебимо, все остальные рухнули и исчезли, оставив после себя либо груду развалин, либо облако пыли.
– Так, значит, хазрет не выделит средств для восстановления моего мавзолея?
– Нет. Это было бы безрассудно.
– Зачем же тогда он так долго возражал мне и пытался на словах доказать свою любовь?
– Потому что я люблю мою Сарай-Мульк.
– Довольно лжи!
– Люблю. И в доказательство готов выделить сколько угодно денег из казны, если моя наиразумнейшая жена согласится строить себе маленький мавзолей неподалеку от моего, который строится возле мавзолея Рухабад на берегу Ханского пруда.
– Хазрет хочет, чтобы надо мной смеялись? Построила себе большую усыпальницу, она развалилась, и я – под бочок к мужу, да?
– А что тут плохого или достойного осмеяния?
– Просто хазрет не любит меня. Конечно, у него когда-то были любимые жены, Айгюль Гюзель и Улджай Туркан-ага. Их он любил.
– Сейчас я начну сердиться!
– Все знают, что сердиться великий Тамерлан умеет.
– Да, и рассержусь! Глупо вкладывать немыслимые деньги в тщетные попытки предотвратить развал мавзолея. Если вино перебродило, из него уже не получится нового вина. Если мясо подгорело, никакого удовольствия есть его. Если здание разваливается на глазах, лучше построить новое.
– Все понятно. На безумные дастарханы можно тратить немыслимые деньги, а на…
– Вот сейчас уж я точно рассержусь!
Сарай-Мульк тяжело вздохнула, поднялась и направилась к двери.
– О Аллах! – простонал Тамерлан. – Ну, хорошо, хорошо! Я выполню твою просьбу, но повторяю: это неумно. Во-первых, мавзолей все равно рано или поздно рухнет и ты сумеешь лишь отсрочить его гибель. Во-вторых, смешно, что твоя гробница будет на одной окраине Самарканда, а моя – на другой. А в-третьих, зимою я намерен выступать в новый поход и деньги мне будут нужны для его снаряжения. Но все равно, раз уж ты так хочешь, – сколько нужно?
«Вот это другой разговор, – с облегчением вздохнула Сарай-Мульк. – Все-таки я была права, что нужно ловить его именно в это утро!»
Глава 18. Искендер о Тамерлане. (Продолжение)
К северу от Мавераннахра и Хорезма, пока еще невеликих владений Тамерлана, простирался бескрайний Джучи-улус, совокупный из Золотой Орды, Синей Орды и Белой Орды. На закате[59] Джучи-улусу подвластны были земли русские – рязанские и московские, владимирские и галицкие, киевские и псковские, новогородские и ярославские, а на востоке – земли сибирские, полуночные же – земли югорские, а полуденные – Хорезм да кипчаки. Хорезм был Тамерланом присвоен, и оттого в Джучи-улусе против вора поднялись ханы, желая его наказать и урезать, ибо Хорезм-город от Чингисхана заповедан был яко земля Джучиева.
Но ханы в трех Ордах не могли между собой согласовать, кому главнее других быть, и, видя силу Тамерлана, не решались без согласия друг с другом выступить против него. Злее всех на разбойника изострял меч свой царь Белой Орды Урус-хан. Он же хотел и весь Джучи-улус подчинить своей державе. И съехались цари ордынские на свой курултай – съезд, дабы решить, кому быть великим ханом. На том курултае князь Мангышлакский именем Туйходжа-Оглан против Урус-хана слово держал, и Урус-хан за то казнил его лютой казнью, а не был избран царем над царями ордынскими. Тогда восстал сын Туйходжи-Оглана, по имени Тохтамыш: сей бежал к Тамерлану и клялся выгодно услужить разбойнику, а тому давно алчно взиралось на богатый Джучи-улус. Мечтал Тамерлан пройти его насквозь и разорить благословенную и богохранимую страну Русскую.
Дважды обряжал Тамерлан Тохтамыша супротив Урус-хана, и дважды Тохтамыш бит был Урус-ханом. Тогда решил Тамерлан сам идти войной на Орду Белую и повел войска за собою. С ним же и битый-перебитый Тохтамыш, сын князя Мангышлакского. Тот же Мангышлак – земля безводная и бедная между двумя морями – Хорезмским и Абескунским[60]. Шел Тамерлан через земли огузов, а зима была лютая, и бессердечный разбойник выгонял несчастных огузов из их жилищ и заставлял замерзать на морозе домертва, хотя и ни в чем они не были перед ним виноваты, только тем, что безбожный убийца почитал древнего воина Кесаря, именуемого у туркменов Кайсаром, паче же всего слова Кайсара, который говорил своим воинам: «Войну войною питайте и сим победите». И толковал Тамерлан сии слова так: когда идете воевать с кем и через какие другие земли проходите, бейте невинных жителей той земли, дабы еще лютее бить врага своего, к коему путь держите.
Вскоре Урус-хан преставился, и Тохтамыш завладел престолом Белой Орды. Для того пришлось еще Тамерлану разгромить другого соискателя трона, Темир-Малика, воеводу столь честного, что и все подданные его были чисты в помыслах своих и верны государю. Когда Темир-Малик пал в битве, один из его богатырей был взят в плен и приведен пред грозные очи Тохтамыша. И спросил Тохтамыш: «Желай чего хочешь, все выполню, ибо ты был в бою отменный витязь и доблестно сражался». – «Ничего не хочу, – отвечал тот богатырь, – а токмо отруби мне голову и положи меня мертвого подле государя моего, тобой убиенного». И Тохтамыш исполнил его пожелание.
Закончив до времени дела свои в Белой Орде, Тамерлан возвратился в свою столицу, но по пути он сызнова покорил Хорезм и многих жителей его предал лютой смерти, а сам город срыл до основания за то, что хорезмийцы не хотели признавать его своим государем. На месте города Тамерлан приказал посеять ячмень. Так и взошло там на погорелках ячменное поле, средь которого возвышались страшные башни из отрубленных человеческих голов. Только мастеровых по разным нужным ремеслам пощадил злодей и всех их привез в свою столицу, Самарканд-город.
Бог-аллах мусульманский долго не мог безответно взирать на бесчестия и кровопролития, совершаемые Тамерланом, и наслал на него новое горе, лютее прежних. Сын Тамерлана, любимый Джехангир, витязь храбрый, захворал и вскорости усоп. Два года несчастный злодей был неутешен, предаваясь пьянству вопреки тому, что Магомет-пророк запретил мусульманам пить вино. А пробудившись от пьянской прелести, Тамерлан с огнем и мечом пошел по всем землям соседним, уже покоренным, выискивая везде крамолу, где была она и где ее не бывало, всюду оставляя башни из отрубленных голов, кровию, аки вином, упиваясь.
