Часть третья. Дымка
Счастливчик
Максим многое знал о нерпах, в школе не раз делал доклады об их жизни. Знал, что нерпа вынашивает щенка одиннадцать месяцев. Знал, что нерпа может при желании перенести роды на следующий год. Знал, что потом она может забеременеть от другого самца и, когда придёт время, родить сразу двух бельков – от двух разных отцов. Эта часть доклада особенно нравилась учительнице биологии. Она громко смеялась, показывала свои крупные жёлтые зубы и говорила девочкам:
– Слушайте, слушайте! Пригодится.
Ещё громче, до слёз, она смеялась, услышав, что нерпа может вовсе отказаться от родов – рассосать плод в утробе, если решит, что у неё и без щенков хватает проблем. Учительница заявила, что такая способность пригодилась бы её подруге летом девяносто восьмого:
– А что? Удобно. На улице кризис, рубль упал. А тут втянула живот как следует, и – нет ребёнка. Живи спокойно. Как вам такое? – спрашивала она у девочек.
Те растерянно кивали, не понимая вопроса и не зная, как на него ответить.
У Максима был небольшой макет нерпячьего логовища. Он склеил его из обломков пенопласта по картинкам, которые нашёл в дедушкиных книжках. Максим знал, что в неволе нерпа не размножается. Об этом он слышал от тренеров нерпинария и от дедушки. И всё же Лаки родился. Настоящий белёк. Пушистый, забавный. Первая байкальская нерпа, рождённая в неволе. Это было неожиданностью для всех. Мама сказала, что давно не видела дедушку таким счастливым.
Раньше дедушка работал в Лимнологическом институте. Изучал нерп. Незадолго до рождения Максима он построил научную станцию, которую Максим называл сараем, – одноэтажный деревянный домик на берегу Ангары. В одной из комнат располагался небольшой бассейн. Туда поселили взрослую байкальскую нерпу – Мишку. Виктор Степанович должен был исследовать его, но после перестройки финансирование станции прекратилось.
Дедушка начал показывать нерпу туристам – так зарабатывал на жизнь и дальнейшие исследования.
Виктор Степанович был неразговорчив, но под Новый год, выпив травяной настойки, любил пересказывать истории про своего стокилограммового Мишку. Этот Новый год не был исключением. Как и всегда, дедушка говорил с улыбкой, ни на кого лично не смотрел, словно обращался куда-то в пустоту между миской с оливье и кувшином с облепиховым соком.
Из гостей только Аюна и Жигжит ещё не знали о том, как Мишка задумал сбежать с научной станции. Он несколько дней прятал под плавучий столик рыбу, которую ему бросали на кормёжке. Как и любая нерпа, Мишка был полноват – иначе не выжить на Байкале, где даже летом вода прогревается лишь до пяти градусов. Но голодал Мишка не для того, чтобы похудеть и хвастать перед туристами своей нерпячьей талией. В ночь третьего дня он всю отложенную рыбу пропихнул в сливное отверстие и так закупорил его. Вода продолжала прибывать, вскоре перекинулась за бортик. Начался потоп. Станция пустовала, и остановить его было некому.
– Хватило же мозгов, – усмехнулся Жигжит и подмигнул Аюне.
Мишка вывалился из бассейна и принялся рассекать по коридору. Максим всегда с улыбкой представлял, как нерпа вальяжно плывёт по комнатам: на спине, зажмурившись от удовольствия, с кепкой на голове и тёмными очками на носу, будто плавает где-нибудь на морском курорте. Насвистывает или даже напевает что-то своим хриплым нерпячьим голоском.
Мишка заплыл на кухню перекусить – в тазах лежала отложенная на разморозку рыба. Утолив трёхдневный голод, он вломился в дедушкин кабинет, старательно опрокинул столы и стеллажи. После этого, довольный местью, уплыл в сени, где и провёл остаток ночи. Открыть наружную дверь он, конечно, не сумел.
Результатом потопа стали несколько новых страниц в монографии Виктора Степановича, подмытый и потому осевший фундамент дома, стальная решётка на сливе и весёлая история, рассмешившая Аюну и Жигжита.
Убедившись, что Мишка умён, дедушка придумал дрессировать его. Помощником ему стала бабушка, Дулма Баировна. Она проводила выставки собак и кое-что понимала в дрессуре. Вместе они решили, что нерпа должна развлекать туристов, как это делали дельфины в Батумском дельфинарии – дедушке довелось побывать там ещё в советское время.
Через год Мишка выполнял простейшие номера, но дедушка был недоволен им. Считал его неуклюжим, а главное – слишком диким. Придумал взять на воспитание кумутканов – юных, впервые перелинявших нерпят. Им было бы легче привыкнуть к человеку, к его прикосновениям, командам и кормлению с руки.
Дедушка обратился к Николаю Николаевичу, и следующей весной у него появились два кумуткана. Тито и Несси. Это стало концом его научной работы. Монографию пришлось отложить. О том, куда подевался Мишка, никто не знал. Дедушка заверил всех, что отпустил его домой, в Байкал.
Вскоре в Иркутске открылся настоящий нерпинарий. Оба артиста переехали в новый, более просторный бассейн. Заимка на берегу Ангары пришла в запустение. Все думали, что Виктор Степанович вовсе откажется от неё, но однажды он завёз туда строителей. Что они там сделали, никто не знал. Снаружи заимка осталась ветхой. С тех пор дедушка никого туда не пускал. Тогда-то и появились первые слухи о том, что он устраивает в ней кровавые опыты.
Туристов приходило всё больше, и в нерпинарии появились новые нерпята – Лило и Стич. Дедушка сделал настоящую музыкальную программу со сложными номерами, но зрители согласились бы просто наблюдать за тем, как кумутканы плавают или валяются на столике, – до того красивыми были байкальские нерпы в сравнении с другими видами тюленей.
