– Успокойтесь, моя дорогая, – обронил он. – Вы теперь очень богатая женщина. Разве этого вам не достаточно?
– У вас одни деньги на уме. Вы недостойны называться человеком. Обманом заставив маму выйти за вас, вы рассчитывали разбогатеть… Так вот, могу уверить вас, лорд Бактон, что ни Краунли-холл, ни мамины деньги вам не достанутся! Папа оставил завещание, по которому все переходит мне. Слышите?
Никогда прежде Новелла не вела себя таким образом, глаза ее сверкали, голос звучал громко и твердо.
Посреди всей этой бури наверху лестницы появилась миссис Байсаут. Выглядела она так, будто только что оделась после сна.
– А то, что вы привели в дом это… это распутное создание… У меня не хватает слов. Вы оскорбили память мамы своим поведением. А у вас, миссис Байсаут, нет ни стыда ни совести, если вы с радостью готовы занять место покойной, когда ее тело еще не остыло.
Миссис Байсаут покраснела, лицо ее перекосилось, как будто она была готова провалиться сквозь землю.
Стараясь сохранить чувство собственного достоинства, насколько это было возможно в данных обстоятельствах, она подобралась, вытянулась во весь рост и спокойно произнесла:
– Я думаю, мне лучше уйти.
После чего развернулась и стала подниматься по лестнице.
Этого оказалось достаточно, чтобы вызвать у лорда Бактона приступ ярости. Он повернулся и с размаху ударил Новеллу по лицу. Она задохнулась, отпрянув от удара и неожиданности.
– Теперь довольны? – заорал он. – Вы оскорбили миссис Байсаут.
– А вы грубы и бессердечны! – крикнула в ответ Новелла, держась за щеку. Она изо всех сил старалась не заплакать, хотя на глаза наворачивались слезы. Нельзя было показывать ему, как ей больно.
Лорд Бактон заговорил тихо, почти шепотом:
– Возвращайтесь к себе, я разберусь с вами позже.
Новелла содрогнулась. Отчим был гораздо страшнее, когда спокойно угрожал, чем когда кричал на нее.
– Куда угодно, лишь бы подальше от вас! – ответила Новелла, с вызовом вскинув голову. Она изо всех сил старалась не показать, насколько потрясена этим ударом. Если отчим увидит, как она расстроилась, значит, он победил.
И лишь закрывшись в своей спальне, она позволила себе заплакать. Горячие слезы текли по ее щекам, пока Новелла раздевалась и ложилась в кровать. Едва она уткнулась заплаканным лицом в подушку, горе навалилось на нее во всей своей тяжести.
«Ах, мама, я уже так скучаю по вас. Не знаю, смогу ли я находиться в этом доме, пока здесь этот ужасный человек. Но есть ли у меня выбор? Я так одинока… Кто теперь обо мне позаботится?»
Когда сознание ее затуманилось сном, осталась одна отчетливая мысль – был, был человек, который заботился о ней… Если бы только осмелиться поверить в то, что это правда…
* * *
Через несколько часов Новелла проснулась. На туалетном столике она увидела оставленный Лили поднос со стаканом молока и бутербродом с холодной говядиной.
При мысли о еде к горлу подступила тошнота. На молоко Новелла даже смотреть не могла.
«Хорошо бы что-нибудь не такое сытное, – подумала она. Во рту у нее было так сухо, что язык почти прилипал к нёбу. – Схожу посмотрю, что у миссис Армитадж в кладовой еще есть».
Спускаясь по лестнице, Новелла с удивлением увидела небольшую группу мужчин, которые как раз входили в библиотеку.
– Мои соболезнования, миледи, – сказал высокий джентльмен в цилиндре. – Она была хорошей женщиной.
Новелла безучастно посмотрела на незнакомца.
– Извините, мы знакомы? Прошу прощения, что не вспомнила вас, но я сейчас сама не своя.
– Нет, миледи, я не имел такого удовольствия. Но у вас прекрасный дом. Он стоит тех денег, которые за него просят.
Новелла в ужасе воззрилась на него.
– Что, простите? – промолвила она, но мужчина уже скрылся в библиотеке вслед за остальной группой.
Тут появилась миссис Армитадж.
– Ах, миледи… – начала она.
– Миссис Армитадж, – прервала ее Новелла, – что это за странные люди? Они пришли не для того, чтобы проводить маму?
– Нет, миледи. Да и не получилось бы – тело ее светлости уже в похоронную контору свезли.
– Но как же так? Ведь люди из поместья и деревни захотят проститься с ней.
– Извините, миледи. Это лорд Бактон распорядился. Он решил, будет лучше, чтобы люди шли туда, а не слонялись по Холлу, беспокоя всех нас.
Новелла онемела. Значит, ее мнение здесь ни во что не ставится?
Вдруг ее охватило безудержное желание выбежать во двор и глотнуть свежего воздуха.
День выдался погожий, и Новелле показалось, что стены Холла начали давить на нее.
Выйдя на подъездную дорожку, она увидела приближающегося Чарльза. Сердце ее дрогнуло при виде черной повязки у него на рукаве.
– Миледи, – произнес он срывающимся голосом, – наконец-то ее светлость отмучилась. Теперь она и его светлость вместе.
– Да, Чарльз. Я очень тронута вашим горем.
– Я служил ее светлости много лет. Можно сказать, вырос при ней.
– Как Саламандер?
– Он знает, что что-то произошло. Лошади – они чувствительные.
– Хочу его увидеть. Он в своем стойле?
– Да, миледи.
– Давайте сходим проведаем его.
Новелла решила, что хоть немного успокоится, если погладит шелковистую гриву Саламандера и почувствует его тепло.
У Новеллы немного отлегло от сердца, когда она вошла в конюшню.
Почувствовав ее приближение, Саламандер радостно заржал.
– Саламандер, милый! – воскликнула она, бросаясь к нему и обнимая за шею. Потом не удержалась и заплакала. – Кажется, теперь ты мой единственный друг, – прошептала Новелла, гладя горячий бок.
Но едва она произнесла эти слова, ей вспомнился сэр Эдвард и предложение относиться к его дому как к прибежищу.
– Чарльз, седлайте Саламандера.
– Но вы же не в том платье.
– Мне все равно. Пожалуйста, приготовьте его для меня.
Чарльз быстро оседлал Саламандера, Новелла села на коня и, не оборачиваясь, поскакала прочь.
«Нужно оказаться как можно дальше от Холла… Никогда еще я не чувствовала себя чужой в собственном доме», – думала она, несясь под теплым полуденным солнцем к Тизенхерсту.
* * *
Когда она приехала, лицо ее было мокрым от слез, а волосы растрепались и лежали на плечах.
Сэр Эдвард как раз вышел из дому и собирался сесть в карету, когда Новелла проскакала через ворота.
– Новелла! – воскликнул он и подбежал к ней. – Что, черт побери…
