— Конечно, — закивали оба мужчины. — Как же без женщин?
Заказанный в номер ужин официант принес без промедления и, накрыв стол, пожелал приятного аппетита.
— Гутен аппетит, — в нетерпении произнес немец и, взяв на себя роль хозяина номера, налил всем по полной.
— Мне нельзя. — Маша прикрыла рюмку рукой. — Я же на работе, а то не смогу, потому… — Она жалобно посмотрела на Афанасьева.
— По чуть-чуть, — разрешил шеф. — Нам тоже, — он подмигнул молодому парню, — еще сегодня кое-что нужно завершить.
— Ну ладно, — не дала себя долго уговаривать Маша и с удовольствием опрокинула содержимое рюмки. Сдержанная целый день, она вдруг ожила после выпивки, похорошела и резво заговорила, обращая на себя внимание гостя.
— Фрау Мария, вы такая… такая, — интенсивно закусывая бутербродом с маслом и черной икрой, стал заглядываться на нее немец.
— Она у нас высший класс! — Похвалив переводчицу, Афанасьев загоготал. — Да, Машуня? — Подобрев от выпитого, он потянулся к бывшей любовнице. — Ну, иди сюда, детка, к папочке. — Маша сидела, не шелохнувшись. — Стесняется, видите? — обратился Афанасьев к немцу. — Я знаю Машу еще вот такой. — Он показал рукой под стол.
— Ну не такой, — криво усмехнувшись, поправила его Маша, — однако уже много лет.
— Так вот что я вам скажу, герр Ларрик, — не обращая внимания на ее слова, заговорщицки подмигнул бывший шеф немцу, — ее мужики, ох, как любят, души в ней не чают. Правда, Машуня?
— Это было давно, — печально произнесла она, — когда я еще была молода.
— Фрау Мария, вы кокетка, — развеселился немец. — Как так можно про себя говорить, да еще мужчине старше вас?
— Простите! Вспомнила, какая я была.
— Мария, — немец положил Маше руку на колено, — может, мы с вами выпьем на брудершафт?
Маша с испугом посмотрела на Афанасьева.
— Конечно, мой дорогой, она с удовольствием. Как только вас увидела, сразу объявила, что вы мужчина в ее вкусе. Ведь так?
— Я в вашем вкусе, это правда? — Немец потянулся за бутылкой. — Пустая. — Он помахал ею перед носами русских.
— Сейчас исправим. Леха, сбегай в машину у меня там заначка. — Шеф многозначительно посмотрел на молодого парня.
— Может, закажем в ресторане? — предложил герр Ларрик. — Я угощаю.
— У них такой нет. У меня — высший класс. Кроме того, у нас, у русских, это не принято. Угощаем гостя мы!
— У вас все — высший класс? — вспомнив о Маше, подмигнул немец.
— Тоже-тоже.
— Мария, — немец пересел со стула на диван, поближе к Маше, — расскажите, откуда вы так хорошо говорите по-немецки?
— Я… я… — Маша попробовала отодвинуться от немца.
Шеф заметил и, не сводя с нее строгих глаз, воскликнул:
— Вот Леха скоро вернется, а у него что? Правильно. У него она, родимая, и тебе можно будет чуть-чуть добавить! Правда? Чтобы ты не упрямилась!
Услышав о водке, Маша заметно оживилась.
— Да, сейчас прибудет красавица с морозца. И тогда кто первым с Марией на брудершафт будет пить?
— Я, конечно, я! Только мне нужно на минутку выйти, у меня кое-что припасено для прекрасной фрау Марии. — Немец выскочил из-за стола. — Айн момент! Извините!
— Извиняем-извиняем. — Подобревший от выпитого, шеф занял место немца. — Ну что, Машуня, моя дорогая? — Он грубо усадил ее к себе на колени и сунул потную руку под блузку.
— Ой, — взвизгнула Маша.
— Что «ой»? Выпить хочешь? Терпи! Кстати, куда подевался мой партнер? Ну-ка сходи взгляни, может, номер комнаты забыл или в холле заблудился. — Шлепнув по заду, он столкнул ее с колен.
Маша с радостью выскочила за дверь, но, не пройдя и нескольких шагов по коридору, прямо нос к носу столкнулась с партнером Афанасьева. Следом за ним шел строгий верзила в темном костюме.
— А меня вас искать послали, — сказала Маша Алексею.
— Да за мной этот тип увязался. Зыркает, куда я иду.
— А кто это?
— Охрана отеля.
— А-а, пусть зыркает, не бандит ведь, а охрана, — протянула Маша, думая только о том, что неплохо бы добавить еще.
— Вот молодец, давай ее сюда, родимую! — воскликнул Степан Степанович, когда они вместе вошли в номер.
Немец пока еще в гостиную не вернулся.
— Хочешь? — Перехватив из рук Алексея бутылку, он показал на нее Маше.
— Хочу.
Глаза Маши блестели.
— Так тогда садись ко мне поближе, сейчас налью, — облапывая ее всю под одеждой, мурчал Афанасьев. — Однако ты не пополнела. Как же я этого не люблю! Одни кости! — сокрушался бывший шеф. — Что тебя там, у фрицев, совсем не кормили? Освенцим какой-то! Ну поешь икорочки с маслом. — Он лично сунул ей бутерброд в рот. — Жуй, не стесняйся! А теперь скажи, ты довольна всем?
— Чем?
— Работой и вообще обхождением с тобой. — Он больно ущипнул ее за бедро.
— Не надо, больно.
— «Ой-ой, довольно, больно!» — передразнил ее шеф. — Приятно ведь? Давно мужика не пробовала. Я ведь про тебя все знаю. Муж твой, спортсмен белобрысый, бросил тебя. И Штайну своему ты не нужна тоже.
— Неправда! — выкрикнула Маша, — Людвиг меня любит!
— А я, как я тебя люблю! Посмотри, Леха, что у нее тут под юбочкой? Нравится? Ну не ломайся!
— Вы тут фамилию Штайна упомянули? — Вернувшийся немец вопросительно посмотрел на Афанасьева.
— Слышали про такого?
— Если вы имели в виду Людвига, хорошо известного в деловых кругах представителя древнего рода Штайнов, то да. Имел честь недавно быть приглашенным в их старинный замок на бракосочетание…
— Это неправда! — вскричала Маша.
— Вы мне не верите, что я был среди приглашенных? — обидевшись, не понял немец.
— Не обращайте на нее внимания. Ей когда-то довелось, в давние времена, с ним работать, и они не сработались. — Афанасьев подмигнул немцу.
— А-а, — закивал головой Ларрик, — так вот, на крестинах мне не удалось побывать.
— На чем? — Маша раскрыла рот.
— У них сын родился, — пояснил немец. — Такой праздник устроили!
— Сын?
— Да, давно.
— Поздравляю, — прошептала Маша.
— Что это мы отвлеклись? Вы вроде на брудершафт собирались выпить? — вернул их к действительности Степан Степанович. — Ну-ка, Леха, налей им по полной. — Леха трясущейся рукой оторвал от стола бутылку. — Хорош! Экий ты неловкий, парень! Перелил! Ну ничего. — Пытаясь старательно вытереть пролитое бумажной салфеткой, шеф пояснил: — У нас, когда через край означает от чистого сердца. Теперь так, дети мои, — командовал Афанасьев, — пьете до дна на брудершафт! До дна, поняли?
