Если бы только у нее хватило разума или силы, чтобы сразу положить этому конец и крепко запереть дверь, прежде чем он успел переступить порог! Но она этого не сделала, и, словно разматывающаяся кинопленка, перед ней замелькали более поздние образы — одежда, небрежно разбросанная по ковру, тела, бесстыдно слившиеся воедино, пульсирующий ритм их движений и ее горло, пересохшее от страсти. А затем голос — ее голос, о чем-то молящий, и ее руки, требующие ускорить потрясающее открытие.
Она невольно содрогнулась, когда вспомнила, как позволяла его губам интимно прикасаться к ней до тех пор, пока невидимая пружина, сжимавшаяся у нее внутри, резко не высвободилась, вызвав такое потрясение, что Лилиан стало неважно, жива она или мертва, лишь бы чувствовать тепло его тела, укрывающего и наполняющего ее.
Какой наивностью было думать, что он хочет ее так же, как и она его! Как непредусмотрительно она радовалась короткой, резкой боли, когда он вошел в нее, в надежде на то, что удовольствие, которое последует за этим, будет стоить каждого ее мгновения! И как быстро пришла расплата за глупость.
Он назвал ее Морин в тот момент, когда казалось, они стали единым существом. Морин!..
Лилиан готова была опять упасть на постель, оплакивая свое горе, но в этот момент постучали в парадную дверь. Чего бы она ни лишилась, но гордость по-прежнему оставалась при ней. Она не собирается ни прятаться, ни выставлять напоказ свои переживания.
Поспешно натянув халат, Лилиан задержалась перед туалетным столиком, чтобы причесать волосы. Нельзя сказать, что от этого ее внешний вид улучшился. Ей не нужно было смотреться в зеркало, чтобы понять, что она выглядит как чучело, но, решила Лилиан, такова уж цена, которую платит человек, выбросивший свою жизнь на ветер ради коротких мгновений страсти.
За дверью стояла одна из горничных.
— Простите, что беспокою вас, мисс Моро, — сказала она. — Меня зовут Энни, это я убираю у вас в номере.
— Я знаю, — улыбнулась Лилиан. — Чем могу быть полезна?
— Мистер Эванс заметил, что вас не было за завтраком, и просил меня зайти и проверить, все ли у вас в порядке. Он бы и сам пришел, но слишком занят.
Слишком занят, чтобы проявить хоть каплю внимания? Слишком равнодушен к тому, что она может чувствовать теперь, после того как он получил от нее желаемое? Или слишком увлечен разработкой новой жилы?
Эти и дюжина других вопросов кружились в мозгу Лилиан, но она понимала, что бессмысленно обрушивать их на голову ни в чем не повинной девушки.
— Можете передать, — сказала она, — что у меня все замечательно и что он зря тратит на меня свое внимание, в то время как его требуют более важные дела.
— Но вы какая-то бледненькая, мисс Моро. Если вам нездоровится, я могу вызвать доктора.
Зачем? Чтобы тот подтвердил, что она потеряла девственность с человеком, который забыл, с кем делил постель, едва удовлетворив желание? Потому что Тим был прав, черт бы его побрал! Он оказался первым мужчиной, с которым она занималась любовью.
— Мне не нужен доктор, Энни, — покачала головой Лилиан. — Я просто засиделась допоздна на вчерашней вечеринке и отсыпалась все утро. Когда увидите мистера Эванса, пожалуйста, скажите ему, что…
— Если я увижу его, то нескоро. Он уехал около часа назад и должен вернуться только во второй половине дня.
Какой неожиданный подарок! Лилиан не ела уже около пятнадцати часов и ужасно проголодалась, но боялась, что, столкнувшись с ним за ланчем, утратит всякий аппетит.
А что ей делать сегодня вечером, когда все соберутся на празднование Рождества и избежать встречи с ним будет невозможно? Да то, что ей всегда прекрасно удавалось, — сделает хорошую мину при плохой игре. Наденет фиолетовый муар с голубоватым и зеленоватым отливом и старинные изумруды в обрамлении горного хрусталя. Будет смеяться, и танцевать, и лучиться рождественским благодушием, и никто даже не заподозрит, что за всем этим скрывается разбитое сердце.
А Тимоти Эванс пусть повесится! Луна превратится в сыр, прежде чем она удостоит его хотя бы единственным взглядом! Она скорее умрет, чем даст ему повод думать, что ищет его внимания. Он останется в полной уверенности, что Лилиан слишком занята, развлекаясь с другими, и ее ни капли не интересует его местонахождение и времяпрепровождение.
За ланчем она обнаружила, что Стефани находится под влиянием чар первой любви. И если смущенный взгляд Фила Мелвилла что-то значил, то это чувство было взаимным.
Лилиан простодушно спросила:
— Почему бы нам сегодня не совершить лыжную прогулку по окрестностям, Стеф?
— О-о-х, Лилиан, мне нравится эта мысль, но мы вроде бы собирались покататься на коньках с Филом. Но вы можете пойти с нами, если хотите.
Она казалась такой удрученной, что Лилиан пожалела о своих поддразниваниях.
— Я шучу, милая! Думаю, твой юноша был бы в высшей степени разочарован, если бы ты притащила с собой подружку.
Стефани, испытавшая явное облегчение, поделилась:
— Он спрашивал у меня, какой цвет мне больше нравится, а утром я видела его в лавке. По-моему, он собирается преподнести мне подарок. А еще он спросил, не сяду ли я рядом за обедом.
— Ты, конечно, сказала «да»?
Розовые щеки стали пунцовыми.
— Да. Это мое самое первое свидание, Лилиан, и…
— И тебе снова нечего надеть! — Она едва не рассмеялась, неожиданно поняв, что свет не сошелся клином на отце этого милого ребенка. — В таком случае нам нужно объединить усилия и что-нибудь подыскать тебе.
— Вы сделаете это?
— Да, если будешь так любезна, что подскажешь мне, каким лыжным маршрутом отправиться сегодня.
— Я сделаю лучше, — воскликнула Стефани. — Я нарисую вам план! Мой любимый тот, с которым отдыхающие предпочитают не связываться: в начале он кажется довольно сложным, и, чтобы пройти его весь, нужно потратить полдня. Зато на вершине есть хижина и оттуда открывается самый лучший в мире вид. Я убегаю туда, когда мне хочется от всех спрятаться. Там по-настоящему спокойно и всегда есть шоколад, и печенье, и много другого в корзинке. Это как раз то, что надо, чтобы отдохнуть перед спуском обратно в долину.
Стеф не преувеличила, подумала Лилиан пару часов спустя. Вид с маленькой площадки у хижины стоил каждой тяжелой минуты, потраченной на то, чтобы добраться туда. Деревья ниже по склону казались заснеженными игрушками, кобальтовое небо — огромным перевернутым котлом, подвешенным над острыми горными вершинами, конца-краю которым не было видно. Каким же мужеством должен был обладать человек, решившийся освоить этот дикий край!
Что там сказал Тимоти в ответ на ее жалобы в день приезда? Что на территории Аляски поместилось бы больше тридцати Швейцарий? Что ж, глядя на открывающуюся перспективу, Лилиан верила в это без труда. Величественная безмятежность картины была словно бальзам для ее души. И если бы она не договорилась со Стефани встретиться в своем номере около пяти часов, то с радостью впитывала бы эту умиротворяющую тишину до сумерек, а потом свернулась бы калачиком на одной из двух походных кроватей в хижине и провела ночь в компании дровяной печи и хранящихся здесь на случай непредвиденных обстоятельств спальных мешков.
