Она оказалась оптимисткой, предполагая пробыть в городе две недели: ее пребывание в Лондоне уже растянулось почти на месяц. А дел впереди было невпроворот. Декораторы еще не закончили оформление комнат квартиры, потом начнется расстановка мебели и оборудование кухни. Оглядывая свое будущее жилище, Дженни старалась представить, как они с Джоном будут жить в этих незнакомых комнатах. Иногда она делала наброски, рисовала, как бы ей хотелось их обставить. Семья Дейвенгем преподнесла в подарок кое-какую ценную мебель, но многое они с леди Дейвенгем выбирали в самых изысканных лондонских магазинах.
Подготовка к свадьбе стоила огромных денег, но Дженни и в голову не приходило беспокоиться о них. Отец сколотил приличное состояние продажей картин, да и Дейвенгемы не знали недостатка в средствах, а Джон был единственным их сыном. Обе семьи твердо решили помочь молодой паре счастливо начать семейную жизнь. Это было очень любезно с их стороны… и все шло замечательно. Дженни хотелось бы проявлять немного больше энтузиазма, но непонятное чувство нереальности происходящего до сих пор преследовало ее.
Наверное, было бы лучше, если бы они с Джоном больше времени проводили вместе, но им удавалось встречаться только в выходные дни, да и то, если он был свободен. Как и большинство молодых новоиспеченных докторов, он много времени проводил в больнице, а в свободное от дежурств время ему приходилось часами готовиться к экзамену на должность консультанта, чтобы в конце концов стать партнером отца.
Но в те редкие моменты, когда им удавалось встретиться, они немедленно уезжали за город. Эти поездки очень нравились Дженни. Хоть ненадолго вырваться из пыльного Лондона и насладиться прекрасной погодой, видом колосящихся полей и песчаных дюн! Обычно они останавливались у моря, холодного серого Ла-Манша, так не похожего на зеленые воды Адриатики. Если Джон в каком-нибудь укромном уголке давал волю своим чувствам, она изо всех сил старалась отвечать ему взаимностью. Они могли часами разговаривать или вместе молчать, как было всегда во время их долгой дружбы. Они довольствовались тихим счастьем, компанией друг друга. Хорошо бы оставить все как есть! После свадьбы все будет иначе, говорила она себе.
Иногда, когда у Дженни выдавалось свободное от дел время, она убегала домой, в Челси, где миссис Трейси, их пожилая домоправительница, встречала ее с распростертыми объятиями. Дженни пила с ней чай в маленькой гостиной, а затем прогуливалась по просторным, тронутым богемным беспорядком комнатам. Как все это отличалось от безупречного порядка на Ридженси-Террас! На верхнем этаже, в просторной мастерской, занимавшей две мансарды, Дженни задерживалась подолгу, рассматривая работы отца и с нетерпением ожидая, когда вернется к нему.
Клэр писала, что ему день ото дня становится все лучше и лучше. «Кажется, Глен Харни дал ему стимул, в котором он нуждался, – сообщала она в последнем письме. – Они по-прежнему проводят время возле его нетленного шедевра, но он, полагаю, почти завершен, и через несколько дней Глен Харни уедет в Лондон, увозя свои трофеи торжествующей телевизионной компании».
Значит, Глен скоро окажется в одном с ней большом городе, размышляла Дженни. Но шансы, что они встретятся, практически равны нулю, без волнения заключила она.
Что ее действительно волновало, так это предстоящий приезд матери из Америки. Известие о скорой свадьбе дочери обрадовало ее. Тур по Америке имел для нее большое значение, он означал признание ее многолетней упорной работы как романистки и лектора по широкому кругу вопросов. Мать была совершенно права, уделяя своим занятиям больше времени, чем семье, и Дженни не чувствовала себя обделенной из-за того, что мама ведет такую насыщенную жизнь. Девочка никогда не сомневалась в любви матери и восхищалась ее достижениями. Время, когда им удавалось пожить вместе, всегда бывало интересным и полезным. Когда мать приезжала домой, они много развлекались, и Дженни встречалась с разными интересными людьми. Теперь она понимала, как замечательно ей жилось в доме на берегу реки. Но ведь и после свадьбы ее оттуда никто не выгоняет. Он всегда будет ее вторым домом, утешала она себя, не так уж он далеко от квартиры на Харли-стрит!
В начале сентября пришло еще одно письмо от Клэр, в котором она напоминала Дженни, что ее отсутствие слишком затянулось.
«Теперь, после отъезда Глена Харни, папа чувствует себя покинутым и скучает по тебе, – писала она. – Кроме того, мы с Жаком и Димфной должны вернуться в Париж. Он чувствует себя не очень хорошо… скучает по семье. Когда приедет мама, она поможет тебе закрыть виллу на зиму. Доктор Синьёк считает, что папе следует возвратиться в Англию. На днях у него случился легкий приступ. Он сам виноват. Сестра Тереза, как тебе известно, давно уехала, а без ее зоркого присмотра он снова начал работать и очень уставать. В любом случае постарайся приехать в ближайшее время, и ты сама посмотришь, как обстоят дела».
Первой реакцией Дженни на это письмо было острое ощущение свободы. Вернуться на Зелен «в ближайшее время»… и больше не хлопотать о квартире и свадьбе! Ей придется убедить леди Дейвенгем… и Джона… что сейчас в ее жизни существуют более важные вещи, чем цвет занавесок!
Когда она рассказала Джону о просьбе Клэр приехать на Зелен, он окинул ее недовольным взглядом.
– Ты хочешь уехать, не так ли? – не без упрека спросил он.
– Я очень давно не видела папу, – напомнила Дженни. – А теперь, когда ему не очень хорошо…
– Конечно, любимая! – согласился Джон. – Ты должна поехать. Просто я эгоист.
– А почему бы тебе не поехать со мной? – предложила Дженни, и лицо Джона, который никогда не умел скрывать своих чувств, озарилось улыбкой.
– А вот возьму и поеду! Правда, сейчас это не удастся, но я мог бы приехать немного позже. В пятницу сесть на пароход, идущий из Риеки, и вернуться во вторник…
– Зелен в сентябре, – блаженно вздохнула Дженни. – Подумать только! Вода еще теплая, а солнце греет так же, как всегда. Спелые фрукты, сбор винограда, молодое вино, фиги… Давай сейчас же позвоним в агентство и закажем мне билет!
В следующий же вечер леди Дейвенгем отвезла ее в Хитроу и тепло обняла на прощание. Вскоре она уже летела над Францией, а в два часа утра прибыла в Риеку. После недолгого отдыха в припортовой гостинице Дженни села на пароход, идущий в Модиц. Всю дорогу она крепко спала и проснулась с первыми лучами солнца. Взглянув в иллюминатор, она увидела знакомые рыночные лотки на набережной.
Ее взгляд невольно упал на kafana, куда ее отвел Глен в то памятное утро, когда ее задел злосчастный подъемный кран. Вся эта сцена живо всплыла в ее памяти, но вдруг в толпе встречающих она заметила Клэр, и при виде бледного, осунувшегося лица сестры мысль о Глене Харни и всем, связанном с ним, моментально улетучилась. Произошло что-то серьезное!
– Что такое? – еле дыша, спросила она Клэр, едва успев сойти на землю. – Папа?…
Клэр кивнула.
– Слава богу, что ты приехала! Он спрашивал о тебе. Вчера ночью у него опять случился приступ… на этот раз довольно тяжелый. Сестра Тереза снова дежурит возле него, а доктор Синьёк всю ночь хлопотал над ним. Но не пугайся ты так, дорогая! – несколько неубедительно произнесла она. – Ты же знаешь, как быстро он поправляется. Утром я заглянула к нему. Ему значительно лучше. Но я не тороплюсь уезжать в Париж и не собираюсь оставлять тебя одну, – добавила она. – Несколько дней я еще побуду здесь, чтобы посмотреть, как у него пойдут дела.
