Наконец, Временному правительству было известно, а меня об этом предупредил Переверзев, что в Германии имеются клише для наших десятирублевых кредитных билетов. Они были изготовлены еще до войны; но в свое время Министерство финансов обратило внимание, что на отпечатанных в Германии кредитных билетах две последние цифры серии оказались слегка подчеркнутыми. Следовало ожидать, что такие десятирублевки будут двинуты к нам через Финляндию, а потому проходы у Торнео приобретали совершенно особое значение.
Важно отметить теперь же, что на некоторых солдатах, а особенно у матросов, арестованных после июльского восстания, мы находили эти десятирублевки немецкого происхождения с двумя подчеркнутыми цифрами[53].
Еще в мае все вместе взятое побудило меня командировать в Финляндию своего опытного человека, который на месте исследовал бы интересующие нас вопросы. Выбор мой остановился на следователе С. Опытный в делах розыска юрист, он обладал богатой интуицией.
В мае и июне следователь С. несколько раз съездил в Финляндию. В Выборге он установил наблюдение за дачами, посещаемыми Коллонтай, на которых, как оказалось, происходили встречи лиц, приезжавших из Петрограда и Торнео.
Под Торнео он помог Борисову обнаружить организацию контрабандистов, занимавшихся также переброской через кордон разных сомнительных путешественников.
Едва мы провели по этим вехам линию Петроград — Выборг — Торнео, как в первых числах июня Переверзев сообщил мне, что ему удалось получить сведения при посредстве одного из членов Центрального комитета партии большевиков, что Ленин сносится с Парвусом[53]письмами, отправляемыми с особыми нарочными.
Вспомним вкратце давно известную историю Парвуса. Бежав из Сибири, Израил Лазаревич Гельфанд, он же Парвус, поступил в социал-демократическую немецкую партию, а по объявлению войны был сначала командирован немецким Генеральным штабом для специальных заданий в Турцию. Здесь, пользуясь своими немецкими связями, он занимался поставками турецкому правительству, на которых нажил хорошее состояние.
Переехав в Копенгаген и получив генеральное представительство на экспорт всего немецкого угля в Данию, Парвус основал там свой так называемый «научный институт», который, как известно, представлял собой международное бюро для ведения шпионажа в пользу Германии. Приняв сначала турецкое, а потом немецкое подданство, Парвус имел влияние в своей немецкой партии и выполнял поручения немецкого штаба.
Приведенные выдержки из послужного списка Парвуса были нам известны в 1917 году, еще до июльского восстания. Сбору сведений способствовали старые эмигранты, к которым за справками обращался начальник контрразведки, следователь В.
О том, что Парвус был политическим агентом немецкого правительства, было также своевременно подтверждено с полной несомненностью двенадцатью представителями петроградской прессы в Копенгагене. Они произвели коллективную анкету на месте и удостоверили этот факт телеграммой, которую послали за двадцатью подписями в Министерство иностранных дел. Телеграмма была распубликована петроградской печатью 19 июля 1917 года[54].
Нарочных от Ленина к Парвусу, о которых мне сообщил Переверзев, вероятнее всего можно было найти на тех же станциях Выборг и Торнео; поэтому мы усилили наблюдение по всей линии, а Борисов, поддержанный моими агентами, стал дотла обыскивать всех проезжавших и переходивших границу.
Не прошло и недели такого наблюдения, как в Торнео при обыске было обнаружено письмо, адресованное Парвусу. До конца июня таких писем было доставлено еще два. Все они, написанные одним и тем же почерком, очень короткие — не больше одного листа обыкновенной почтовой бумаги, в 4 страницы, а последнее так даже в 2 страницы. Подпись была настолько неразборчива, что даже нельзя было прочесть приблизительно. Содержание писем было весьма лаконично, без всякого вхождения в какие-либо детали. В них просто приводились общие фразы, вроде «работа подвигается очень успешно»; «мы надеемся скоро достигнуть цели, но необходимы материалы»; «будьте осторожны в письмах и телеграммах»; «материалы, посланные в Выборг, получил, необходимо еще»; «присылайте побольше материалов» и «будьте архиосторожны в сношениях» и т. п.
Первые два письма были перехвачены Борисовым при попытке переноса их через границу нелегальным путем. Третье письмо было для нас особенно интересно. Его вез Лурье, а нашли его так. Наш агент Аносов, наблюдавший за одной из дач Коллонтай под Выборгом, заметил человека, вышедшего из дачи и направившегося на вокзал. Агент, следуя за ним по пятам, доехал до пограничного пункта Белоостров, где точно выяснил, что то был Лурье, который возвращался в Петроград. Аносов показал его коменданту станции, есаулу Савицкому[55]. Через несколько дней Лурье снова выехал из Петрограда в Выборг, но уже Савицкий обыскал его до нитки, отобрал от него бумаги, среди которых и оказалось третье письмо Парвусу. Имея так много указаний, установить автора писем было совсем не долго. Не надо было быть графологом, чтобы, положив рядом с письмами рукопись Ленина, признать везде одного и того же автора. Конечно, ввиду важности случая мы этим не ограничились: Александров привез двух присяжных графологов, выступавших с ним экспертами в Петроградском суде, которые, не задумываясь, и утвердили наше общее мнение. Письма эти читали все мои помощники и Переверзев.
Настойчивые просьбы Ленина, обращенные именно к Парвусу, о присылке «побольше материалов» были очень симптоматичны.
Принимая во внимание, что тогда в России существовала полная свобода печати, очевидно, не могло быть и речи о присылке секретным путем каких бы то ни было печатных материалов. Торговлей Ленин не занимался; таким образом, гипотеза о товарах также отпадала. Оружия у большевиков в петроградских полках было сколько угодно. Что же подразумевал Ленин под словом «материалы», обращаясь секретным путем к официальному германскому агенту? Но я воздержусь пока от вывода и перейду к третьему, совершенно самостоятельному, направлению.
