Штурм Каменца
Тут же появился Потоцкий, он также гнал перед собой человек пятнадцать ратников, которые обратились было в бегство, напуганные взрывом. Уже бежали на помощь Мыслишевский, Гумецкий и Михал с двумя картечницами, кои быстро катили на колесах два городских армянина. Турки с воем тотчас же устремились в пролом, но Михал уже запалил фитиль, и его картечница изрыгнула белый клуб дыма. Тут же развернули и вторую картечницу с четырьмя стволами на лафете. Бабах! Пушка утонула в облаке порохового дыма. Впрочем, дымом затянуло весь пролом: стреляли в турок, стреляли и турки, от свиста пуль и картечи звенело в ушах. Один из армян Михала дернулся и рухнул на камни. Михалу сбило оловянной пулей с головы его высокую шляпу, но он даже не обратил на это внимания — его картечница вновь выдала порцию горячего свинца в белую пелену дыма, туда, где должна была стоять стена османской пехоты… Стреляли из мушкетов драгуны, у которых от постоянной стрельбы с правой стороны посинела грудь, стреляли мушкетеры, стреляли кто как и невпопад подоспевшие мещане… На какой-то момент все стихло. Ветер разметал клубы порохового дыма. В проломе теперь виднелась груда мертвых тел. Турки ретировались.
— Заваливайте пролом камнями, бревнами и чем только можно! — кричал Потоцкий. Но его команду не успели выполнить: турки вновь пошли в атаку. Вновь пролом заволокло пороховым дымом, трещали выстрелы мушкетов, ухали картечницы… И вновь отхлынули турки, оставив новые тела своих погибших товарищей… С двумя гаковницами появился и Кмитич со следовавшей за ним тенью Мальгожатой.
— Что тут у вас? — крикнул он Михалу, разжигая фитиль.
— Добра, что подоспел! — крикнул ему в ответ Михал. — У меня пушкаря убило, — и он кивнул на молодого армянина, лежащего на камнях с окровавленной головой…
И на третий приступ пошли турки. Но сейчас по ним вдарило сразу четыре легких пушки, и эта атака оказалась самой короткой для осман… Драгуны, пехотинцы и несколько оставшихся горожан принялись заваливать пролом всем, что попадалось под руку: обломками бревен, досок, камней, кирпичами… Однако их работу вновь прервала атака янычар. На головы защитников полетели гранаты. Окровавленным упал на камни Гумецкий. Вновь вспыхнула жаркая перестрелка. К защитникам подбегали новые и новые пехотинцы, драгуны и вооруженные мещане. Вновь заволокло все пороховым дымом. Не умолкая стреляли гаковницы Кмитича и картечницы Михала… Атака драгун на остатки янычар поставила точку в этом, пожалуй, самом яростном бою за всю осаду города. В роковом проломе турки потеряли, наверное, с тысячу человек только убитыми и примерно столько же уволокли с собой раненых. Однако и русинский гарнизон понес значительные, пожалуй, самые значительные потери за всю осаду Каменца: убило не только пана Гумецкого, но и коменданта киян Мокшицкого… Михал опирался на шпагу — пуля задела ногу…
Кмитич, с облегчением утирая рукавом пот со лба, оглянулся на Мальгожату. Девушка сидела на обломке большого камня, прижав к животу руки, положив голову на колени. Ее шапка слетела, волосы мутными струями ниспадали на лицо.
— Мальгожата! — Кмитичу показалось, что девушка уснула, воспользовавшись минутой затишья… Он подошел, осторожно приподнял ей голову. Лицо паненки было бледным, глаза полузакрыты — она была почти без сознания. Тут же Кмитич нащупал кровь на ее боку — вся свитка была пропитана кровью! В крови была и правая нога Мальгожаты. Кмитич быстро подхватил девушку и бегом понесся к монастырю францисканцев, где был устроен госпиталь.
— Потерпи, любая моя! Потерпи! — повторял на бегу, задыхаясь, Кмитич. Девушка лишь слабо улыбнулась в ответ, положив голову ему на плечо…
В монастыре весь пол был заставлен лежаками с ранеными, но женщины, ухаживающие за солдатами, тут же бросились на помощь Кмитичу. Мальгожату уложили на деревянный лежак, подложив мягкие тулупы и одеяла… Пуля навылет пробила бок девушки, и также навылет была пробита икра правой ноги.
— Крови много потеряла, — сказала женщина, осматривающая раненый бок Мальгожаты, — а так рана не особо опасная. Главное, чтобы заражения не было. Сейчас промоем рану…
Мальгожата белая, как мел, жалобно посмотрела на Кмитича. Тот взял ее руку, слегка сжал.
— Ты лежи, поправляйся, — говорил он, заикаясь от стиснувшей сердце жалости, — говорил я тебе, не женское это дело… Говорил…
— Поцелуй меня, коханку, — тихо попросила Мальгожата, и Кмитич склонился, поцеловал ее сухие горячие губы.
— Все, пан, отойдите! — чернобровая русинка решительно повела рукой, отстраняя Кмитича.
Полковник поднялся с колен, бросил еще один взгляд на Мальгожату. Та все еще смотрела на него. Кивнула, но одними лишь веками, мол, иди, не волнуйся обо мне…
В полном смятении Кмитич вышел из монастыря, с удивлением заметив, что вокруг стало темнеть. Солнце садилось за горизонт, хотя только что, как казалось оршанскому князю, было три часа пополудни… Кажется, бой продолжался полчаса, ну от силы час, а на самом же деле прошло все четыре часа — пролетели с быстротой ястреба.
Однако не только на месте бывшей башни кипели жаркие бои. Турки копошились на всех развалинах Нового замка, как мухи на павшей кобыле. Из-за каждой руины высовывался турецкий длинный мушкет, виднелась белая чалма или колпак. Пули свистели повсюду, не одну атаку отбили мужественные горожане… Лишь к вечернему намазу пушки магометян умолкли, и турки покинули развалины Нового замка. День закончился победой христиан, но до оптимизма горожанам было все же далеко — они понимали, что еще один такой штурм — и от Каменца останутся одни лишь обугленные камни, омытые кровью его защитников. Турки и не думали уходить из-под стен непокорного города, а общая ситуация в Каменце и вокруг него постоянно ухудшалась. Если в том же Смоленске мещане, вставшие на городские муры, чтобы защищать город, оставались там до конца, то в Каменце обстановка оказалась обратной: от полутора сотен мещан города на стенах оставалось уже менее двадцати. Одних убило, других ранило, а третьи, и их было немало, сами ушли, посчитав оборону города тщетным делом. Мещане то и дело обращались к Потоцкому с вопросом о пользе такой обороны:
— Где подмога? Где Собесский?
— Нужно ли дальше кровь проливать?
— И так нас мало осталось! Скоро некому мушкет в руки будет взять!
— Может, сможем договориться с визирем?
— Пожалей малых детей и женщин, пан староста! — молили горожане Потоцкого, которому чем дальше, тем больше становилось понятно: осада будет длиться недолго, и не в пользу каменчан.
Потоцкий созвал срочный совет в Кафедральном костеле, красивом трехнефном здании, с двускатной крышей, с контрфорсами и с каплицей, местом, где в подземелье были похоронены останки ротмистра Яна Липского — героя, защищавшего границы Руси от турецких посягательств. Правда, после пожара 1616 года затянувшиеся на целые десятилетия реставрационные работы были лишь частично закончены, и теперь было совершенно не ясно, когда же реставрацию окончательно завершат. И завершат ли вообще?
