Вера читала просто потрясающе, как настоящая актриса. Зачитанная до дыр, чуть ли не заученная уже наизусть, а оттого мало кому интересная «Шапочка» в ее исполнении так завораживала, Волк казался таким настоящим и страшным, а сама Шапочка такой милой и беззащитной, что даже воспитатели иногда заслушивались. Вообще Вера, как и Настя, была воспитателем от Бога, детей любила и понимала, отдавала работе всю себя без остатка. Единственное, чего ей пока не хватало — так это опыта, но опыт — дело наживное. Настя вздохнула, снова заправила за ухо непослушную прядь и пошла пить чай в «воспитательскую».
Ритуал чаепития всегда проходил одинаково и немного торжественно. Наташа заваривала чай сама, никому не доверяя этого ответственного дела. Она заваривала его как-то по-особенному, долго подготавливала заварочный чайник, мыла, ошпаривала, грела его над паром, потом переворачивала вверх дном, потом сыпала заварку, тщательно отмеряя количество, добавляла щепотку сахара, заливала кипятком в строго определенный момент, ставила на край плиты, снова доливала воду и никогда не накрывала сверху полотенцем. Настя в это время расставляла блюдца и чашки, ставила на маленький столик вазочку с конфетами и печеньем, тонко нарезала лимон. А иногда разворачивала полиэтиленовый пакет и выкладывала на стол очередной кулинарный шедевр собственного приготовления — торт, пирожные или печенья. По части выпечки Насте не было равных.
— Насть, ты — волшебница. — Наташа сделала вывод, откусив внушительных размеров кусок пирога, даже еще не прожевав его до конца.
— Едва ли, — грустно усмехнулась Настя. — Будь я волшебницей, в моей жизни было бы, наверное, гораздо меньше проблем.
— Ну, я имею в виду по части кулинарного творчества. Ладно, не вешай нос. Не хотела тебя расстраивать. Доставай сигареты.
— Наташ, может не будем? — засомневалась Настя. — Вдруг Светлана Петровна?
— Да нет никакой Светланы Петровны, она же с утра в администрацию уехала. Вряд ли появится. А курить охота.
— А если дети?
— Ой, ну не ворчи ты. Давай одну на двоих передернем.
Закурив, они некоторое время помолчали. В этом молчании чувствовалась тревога — так было всегда, когда на душе у одной из них было тяжело. Потому что Настя и Наташа были не только коллегами. Они были настоящими, близкими подругами. Им часто приходилось курить одну сигарету на двоих.
— Ну, так что у нас сегодня? — прищурившись от сигаретного дыма, спросила Наташа.
— Четверг.
— Не делай из меня идиотку. Я спрашиваю, что случилось?
— Тогда так и спрашивай — что случилось? Ничего не случилось. Просто…
Настя молчала. Так было всегда — вечно Наташе приходилось из нее чуть ли не клещами вытаскивать все то, что ее мучает. Наташа делала это не из любопытства — просто знала, что подруге необходимо выговориться, как знала и то, что ей всегда тяжело начать говорить о чем-то сложном, серьезном и неразрешимом.
— Просто тебе в троллейбусе наступили на ногу? — с большим сомнением в голосе предположила Наташа. — Или, может быть, тебе голубь на плечо нагадил и не извинился?
— Да ладно тебе, Наташка. — Настя опустила глаза и медленно затушила о край пепельницы тлеющий окурок, а потом принялась водить этим окурком по гладкой черной поверхности, разгребая дорожки среди серого пепла и вычерчивая хитрые узоры на донышке пепельницы.
— Но я же вижу, что что-то не так. Ты с самого утра — как в воду опущенная. Как приговоренный к смертной казни в день накануне повешения. Да брось ты этот бычок!
Наташа резко поднялась, забрала пепельницу из рук Насти, вытряхнула все содержимое на газетный обрывок, свернула, смяла и сунула в ведро.
— Не забыть потом вынести, чтоб запаха не было. Настя!
Настя подняла глаза, стараясь не моргать, чтобы не стряхнуть слезинок, грозивших стать первыми каплями настоящего потока слез. И все-таки не сдержалась.
Наташа тут же подлетела, прижала ее к себе, принялась молча гладить по волосам, изредка касаясь губами.
— Ну перестань, слышишь. Что-то с тобой случилось, я знаю. Причем не сегодня и не вчера, Настька. А гораздо раньше. Что-то, о чем ты не хочешь говорить. Не хочешь или не можешь — не знаю. И я понятия не имею, что это. Успокойся, прошу тебя. Не надо плакать. Лучше расскажи.
Наташа осторожно сжала ладонями ее лицо и подняла его, заглянула в глаза. У Насти были серо-зеленые глаза в мелкую крапинку. Наташа вздохнула — в этот момент она поняла, что и в этот раз подруга ничего ей не скажет.
— Не могу, Наташа. Я не могу тебе этого сказать. И никому не могу. Прости, но это правда.
— Да ладно, я тебе верю. Может быть, потом, когда-нибудь, скажешь… Не буду настаивать. Ты только скажи — может быть, я могу чем-то тебе помочь?
— Нет, Наташка, — Настя добела закусила нижнюю губу, — не можешь. Я, наверное, поеду домой пораньше. У меня завтра тренировка. И вообще… Хочется немного пройтись, воздухом подышать.
Некоторое время они молчали, слушая, как бьются в окно мелкие снежинки.
— Послушай, — Наташа наконец нарушила молчание, — пойдем лучше ко мне. Ты помнишь, я тебе рассказывала про Олега. Приятеля моего Кости, журналиста, помнишь?
— Помню, — с неохотой подтвердила Настя, смахивая рукой крошки со стола в подставленную ладонь.
— Господи, ну сколько раз тебе говорить — не смахивай ты так крошки! Нельзя! Денег не будет! Ну неужели трудно тряпку взять!
— Да ну тебя с твоими приметами, — отмахнулась Настя, — не верю я в них. Ни в одну не верю.
— И напрасно.
В этот момент Настя уронила со стола нож, чем и спровоцировала очередной всплеск эмоций со стороны подруги.
— Вот видишь! — торжественно произнесла она. — А ты говоришь — не верю! Кто-то к нам придет. Может, это твоя…
Наташа не договорила. Именно в этот момент ручка на входной двери зашевелилась, скрипнула, повернулась — дверь тихо, медленно приоткрылась, и вот в дверном проеме показался силуэт мужчины. Мужчина был в шапке-ушанке из меха кролика, темно-синей телогрейке и валенках. Лицо багровело от мороза, глаза, окруженные бесчисленным количеством мелких лучиков-морщинок, смотрели с оптимизмом.
— …судьба! — договорила Наташа и прыснула в кулак. — Дядь Миш, вам чего надо-то?
— Да у меня тут… это… заначка была, девчонки. Уж больно холодно, не могу, согреться охота. Душа просит. Там, за батареей, в нижнем углу. Достань, Наташ, а?
Теперь уже Наташа и Настя смеялись вместе. Не долго думая присоединился к ним и дядя Миша, детсадовский дворник, потому что от природы был человеком веселым.
— Ну, девчата, за вас. Женихов вам хороших. Чтоб все у вас было.
Он опрокинул рюмку, крякнул, выдохнул — и снова покинул помещение, удалившись во двор разгребать снежные завалы. Наташа молча закурила еще одну сигарету, откинулась на спинку стула.
