— Как это?
— Атак это, — передразнил ее Георгий Петрович. — Человек, от которого нужно избавиться, — редкостная гадина и аферист. Это он твоего Игоря вокруг пальца, как лоха последнего, обвел. А ты теперь расхлебывай, что он тут заварил. Так что, красавица, если тебе его жалко больше, чем себя или своего пацана, то так и скажи, и разговор окончен.
Георгий Петрович отпустил Настю, отошел на несколько шагов в сторону и закурил. Он молчал, решив не торопить Настю. Словно сквозь сон, она услышала его слова:
— У нас сегодня какое число? Двадцатое? Вот двадцатого, через месяц, я тебя и найду. Думаю, тридцать дней — вполне достаточный срок для того, чтобы ты созрела. И не думай… Даже не думай забирать ребенка из санатория и пытаться его спрятать. Пожалеешь…
С трудом дождавшись выходных, Настя отправилась к Никитке в санаторий. Трехчасовая дорога в «Икарусе» показалась ей бесконечной. Она смотрела в окно, но не замечала ничего вокруг — мелькающие деревья и столбы слились в одну сплошную серую линию, не было ни солнца, ни облаков…
Она пыталась заставить себя не думать о плохом — пыталась, но не могла. Воображение рисовало перед ней картины, одна из которых была страшнее другой.
«Вот сейчас я приеду, а мне скажут… Скажут, что Никиту вчера забрали… Или что он исчез… Или, не дай Бог… Нет!»
Выскочив из автобуса, она тут же поймала такси, даже не попытавшись поторговаться и сбить цену, которая составляла почти четверть ее месячной зарплаты в детском саду. Через пятнадцать минут она уже входила в здание административного корпуса.
— Анастасия… Николаевна? Здравствуйте, — с улыбкой приветствовала ее высокая женщина в сверкающем белизной халате.
— Здравствуйте, Елена Андреевна, — ответила Настя, напряженно всматриваясь в ее глаза, подсознательно пытаясь отыскать в них тревожные знаки. Елена Андреевна Фатулаева была заведующей отделением кардиологии.
— Пойдемте со мной, я как раз в ваше отделение…
— Скажите, а с Никитой все в порядке? — прошептала Настя побелевшими губами.
— С Никитой? — Елена Андреевна обернулась. — С Никитой все замечательно! Пойдемте скорее, он вас уже заждался — знает, что сегодня выходной, значит, мама должна приехать!
Облегченно вздохнув, Настя заспешила вслед за доктором. А через несколько минут уже держала на руках Никитку — живого, здорового, радостно смеющегося.
Часть 2
— Настя, Настя, Андрюшка опять вредничает! Он опять не дает мне игрушки.
— Иди ко мне, Иришка. Что там у вас опять случилось?
Настя откинула со лба непослушную тонкую прядь, которая никак не хотела заправляться в косу. Улыбнувшись, подумала о том, что дети за прошедшие два года так и не научились называть ее Анастасией Николаевной. Она относилась к этому спокойно — на самом деле, не у каждого повернется язык называть по имени-отчеству двадцатитрехлетнюю девушку, учитывая то, что даже на свои двадцать три года она никак не выглядела. Ей вполне можно было дать шестнадцать, с натяжкой — восемнадцать лет. Невысокая, тоненькая, как будто еще не сформировавшаяся — подросток, а не женщина. И лицо детское. Пухлые губы, бесчисленные веснушки на носу, зеленые, широко распахнутые наивные глаза… Четырехлетние дети видели в ней чуть ли не свою ровесницу, а сочетание «Анастасия Николаевна» казалось им труднопроизносимым и вообще к Насте не подходящим. Даже взрослые удивлялись, узнав, что эта рыженькая девушка, с виду подросток, имеет пятилетнего сына.
Всем почему-то становилось жалко маленькую и хрупкую Настю, а Настя просто не выносила, когда ее жалели. Поэтому в кругу малознакомых людей предпочитала о себе не распространяться.
— Иди ко мне, — повторила она и протянула руки навстречу пухлой розовощекой девчушке с длинными белыми кудряшками, которая тут же привычно и ловко обхватила ее шею и взобралась на руки. Настя улыбнулась, легонько прижала светлую головку к щеке, закрыла на минуту глаза — ну почему все дети так удивительно, так приятно пахнут!
— Что случилось?
В глазах у Иришки стояли слезы, грозившие с минуты на минуту хлынуть по щекам бурным потоком. Она моргнула, и тут же из каждого глаза выкатилось по слезинке, тонкие розовые губы растянулись — уголками вниз, щеки заалели сильнее.
— На-а-асть, — растягивала Иришка, — он опять вредничает, опять не дает мне игрушки!
— Ну, тише. Не плачь. Сейчас мы все выясним.
Иришка была легонькой как перышко. Настя прижала ее к себе покрепче, слегка коснулась губами теплой розовой щеки, почувствовала, как быстро и тревожно бьется сердечко, нахмурилась — в самом деле, Андрюшка, хоть и неплохой, умненький мальчишка, но Иранку уже замучил. Ни дня — да что там дня, ни часа не проходит без того, чтобы он ее не стукнул, не дернул за волосы, не подставил подножку…
— Андрей, — Настя смотрела на рыжего вихрастого мальчишку строго, сдвинув тонкие брови, и он тут же нахмурился в ответ, опустил голову, — ведь ты же мужчина. Или пет?
— Муссина, — весомо подтвердил Андрей и, подняв глаза, уставился на нее вопросительно.
— Настоящие мужчины никогда не обижают слабых. А ты опять обидел Иру. Видишь, она плачет.
— Больше не буду.
Андрей был лаконичен, и Настя вздохнула — сколько раз она уже слышала эти обещания. Она спустила Иринку на пол, но та тут же снова прижалась к ней, уткнулась лицом в подол, обхватила коленки руками.
— Он все равно будет… Он обманывает… Не хочу больше с ним дружить…
— Видишь, Андрей, Ира тебе больше не верит.
Минуту Андрей простоял в задумчивости, потом нерешительно шагнул по направлению к Ирине, робко погладил ее по голове, и, как обычно проглотив букву «р», тихо и серьезно произнес:
— Прости меня пожалуйста, Ира.
Иришка расцепила руки, повернулась к мальчишке — ее лицо было мокрым от слез, глаза — пронзительно синими, чистыми и ясными. Такие глаза бывают только у детей. Дети вырастают, и глаза тускнеют. Андрей протянул ей руку, она минуту поколебалась, но потом все же протянула в ответ свою пухлую ладошку. Он сжал ее пальцами.
— Пойдем, будем играть вместе.
Иринка тряхнула кудряшками и согласилась. Настя долго смотрела им вслед, улыбаясь, думая о своем. О Никитке, о сыне.
— Настя, опять ворон считаешь! Насть!
— А? — Настя вздрогнула, словно позабыв, что находится в помещении, где полным-полно народу.
— Что стоишь, как столб посреди дороги? — Наташа улыбалась, но ее глаза смотрели тревожно.
— Задумалась… Извини, Наташа.
— Пошли чай пить, Вера за детьми присмотрит.
— Пойдем, — не раздумывая, согласилась Настя. Поискала глазами Иринку и Андрея — они сидели в противоположном углу комнаты на маленьком диванчике и что-то оживленно обсуждали. Иришка улыбалась, а Андрей, как и полагается настоящему мужчине, был серьезен и сдержан. Вера — полноватая, очень миленькая девочка-практикантка сидела неподалеку, окруженная гурьбой детей, и читала «Красную шапочку».
