Я расстегнула рюкзак и обнаружила блокнот на металлических кольцах, что-то вроде книги, сильно помятый. Я не стала читать. Мартин с надеждой смотрел на меня.
— Наверное, ей это все понадобится, — мягко сказала я. А про себя подумала о зубной щетке, свитерах, пижамах, еде, постели. — Мне кажется, тебе надо отпроситься с работы, чтобы побыть с ней.
Никогда не следует недооценивать силы физической красоты. Она действует на тебя незаметно, и контролировать это ты не можешь. Возможно, красота зависит от генетики или эволюционного развития человека. Как и наше к ней отношение. Об этом мне стоит расспросить свою сестру-генетика, которая изучает такого рода вопросы в какой-то балдежной научной лаборатории в Лонг-Айленде. Но, как я уже говорила, нельзя сказать, чтобы мы с Олли были близки.
Так или иначе, есть нечто неотразимое в приунывшем красавце, а когда я спросила, что делать с Клэр, Мартин превратился именно в приунывшего красавца. Я была тронута.
— О… — произнес Мартин голосом, которого я еще от него не слышала. Он было открыл рот, чтобы заговорить, но тут же закрыл, не произнеся ни слова. Он посмотрел по сторонам, словно ища ответ на вопрос, что делать с Клэр, но увидел только диванные подушки. Он несколько раз потер костяшками пальцев ямочку на подбородке. «Думай, думай, думай». Я почти слышала, как он думает.
Затем он посмотрел на меня, наморщив классический лоб и взметнув густые, но не слишком, брови идеальной, но не женственной, формы, и его темные глаза в обрамлении пушистых ресниц встретились с моими, и то, что я увидела в их чудесной глубине, была простая, голая паника. Я вовсе не каменная. Поэтому я сказала:
— Она может остаться здесь. Со мной. Если захочет.
— Я буду приходить как можно чаще, как только смогу. Я буду делать все, что ты скажешь. Спасибо тебе, Корнелия. — Он едва не прыгал от радости. Его благодарность была безмерной, как океан. — Не знаю, как тебя и благодарить.
— Ты уже поблагодарил. Достаточно. — Мартин был не из тех, кто не обращал внимания на то, как его воспринимают окружающие, и в данный момент его вздох облегчения был просто неприличным. То, что он этого не заметил, свидетельствовало, как далеко его занесло, как ужасала его перспектива общения со своей дочерью. Меня это разозлило.
«Думай о Клэр, — напомнила я себе, — о том, что нужно девочке». И тут я осознала всю абсурдность этой ситуации. За всю мою жизнь у меня не было даже никакого домашнего любимца. Как может женщина, которая не заботилась даже о хомячке, взваливать на себя заботу о ребенке? Я постаралась выбросить эту мысль из головы и сосредоточиться.
— Одежда. Ты что-нибудь взял, когда ездил, чтобы оставить записку? — спросила я его.
Он явно смутился.
— Я ей пообещала, что ты съездишь. Ты не поехал.
— Поеду завтра. Все мои мысли были только о том, как найти Вивиану. Весь день разыскивал подходящее детективное агентство и нанимал сыщика. Кстати, этому детективу — его зовут Ллойд — надо будет побывать в доме, посмотреть, не сможет ли он что-то найти. Я его завтра туда везу. Мы должны ему помочь.
— И ты привезешь одежду для Клэр? — напомнила я ему.
— И я привезу одежду для Клэр. И все остальное, что ей понадобится. Спроси ее. Я привезу все, что она захочет, — сказал он.
Как раз в этот момент из спальни донесся потерянный, тоскливый зов Клэр. Она говорила нам, что ей нужно.
— Мама, мама, мама.
Я вскочила. И сразу же остановилась. Посмотрела на Мартина, который медленно встал и пошел в спальню. Он пробыл там не больше минуты.
— Я ей не нужен, — грустно сказал он. — Она зовет тебя. Она хочет видеть тебя.
Думаю, ничего такого она не хотела, но что она не хотела видеть его, я знала точно.
— Уходи, уходи, уходи. Поезжай домой. Позвони мне утром, — попросила я его.
Он взял мое лицо в ладони, поцеловал и ушел.
Во второй раз за этот день я обняла девочку и дала ей возможность выплакаться. Я гладила ее по волосам, приговаривая «шшш, шшш», и, как ни странно, это помогло. Мои руки, мое бормотание, похоже, успокоили ее. Может быть, дети вообще так устроены. Но самое удивительное, мне это тоже помогло. Двенадцать часов назад я и не подозревала о существовании этой девочки. Я могу сосчитать, сколько слов мы сказали друг другу. Она мне не принадлежала. Но она уже вошла в мою душу, можете мне поверить. Я ее еще не любила. Но, к собственному удивлению, вдруг поняла, что многого для этого не потребуется.
В темноте есть определенная мягкость, стирание граней между людьми. Яркий свет на кухне — совсем другое дело. Когда Клэр перестала плакать и мы вышли из спальни и остановились среди сверкающих поверхностей и острых углов, я неожиданно занервничала, задергалась, как от статического электричества. Наверное, мы обе были в шоке. Вот я и стояла, смотрела на нее, словно ожидала подсказки, что делать дальше. Ее личико было чистым, почти прозрачным, каким оно бывает у детей после слез. Она была похожа на ангела, охваченного печалью. «Скажи мне, что делать», — подумала я, и через несколько секунд вполне разумным человеческим голосом Клэр сказала:
— У меня в животе урчит. Кажется, я проголодалась. А вы голодны?
— Умираю с голоду, — согласилась я.
Накануне я варила куриный суп, так что быстро подогрела две чашки в микроволновке. Пока мы ели, я рассказала Клэр, что ее отец не стал звонить в полицию, но нанял частного детектива, очень умного, чтобы он помог разыскать ее маму. Я спросила, не хочет ли она остаться со мной, и она кивнула. Я не стала говорить, что отец не оставил записку, как я обещала, но сообщила, что он поедет в их дом завтра и возьмет все, что она захочет. Тут мне пришла в голову мысль.
— Клэр, — начала я, — когда я была маленькой, то постоянно составляла списки. А ты когда-нибудь составляла списки?
И когда я это сказала, Клэр улыбнулась.
Глава 12
Клэр
Клэр сидела за столиком в кафе «Дора» и смотрела, как двое мужчин играют в шахматы. Один из них был высоким, с носом с горбинкой и голубыми глазами, и на нем была красная рубашка с белой оторочкой и перламутровыми застежками на груди и карманах. Мальчик из класса Клэр два года назад оделся ковбоем и появился на вечеринке в похожей рубашке. Клэр удивлялась, что шьют такие рубашки и для взрослых. Другой мужчина отличался копной густых черных блестящих кудрей и глазами, как у бассета. У него была удивительная улыбка — широкая, как у кинодивы, когда уголки рта поднимаются и с двух сторон появляются ямочки. Один раз ковбой испугал Клэр, хлопнув в ладоши и заорав:
— Ого, Джоси, ты заставил меня зевнуть! — На что второй мужчина, по-видимому, Джоси, энергично кивнул, и его кудри прямо затанцевали, как будто живые, и широко улыбнулся.
Когда это произошло, Клэр взглянула в сторону стойки, чтобы встретиться глазами с Корнелией. Глаза у Корнелии были большими и слегка приподнятыми в уголках, как у кошки, но они не были желтыми, зелеными или голубыми, как чаще бывает у кошек, они были светло-карими, с капелькой орехового цвета.
